– Понимаю, – сказал хозяин. – Будет сделано.
Инспектор распахнул дверь в бильярдную, залитую ярким утренним солнцем, и пропустил Хинкуса вперед. Хинкус вошел и остановился на жарких солнечных квадратах, сунув в карманы руки и жуя спичку. В зале гремела тарелками Кайса, напевая что-то тонким голоском. Инспектор взял у стены стул, поставил его на самое солнце и сказал: «Сядьте». Хинкус сел и сразу сощурился – солнце било ему в лицо.
– Полицейские штучки… – проворчал он с горечью.
– Служба такая, – сказал инспектор и присел перед Хинкусом на край бильярда, в тени. – Ну, Хинкус, так что там у вас произошло с Мозесом?
– С каким еще Мозесом? Я его и знать-то не знаю.
– Это вы тоже знать не знаете? – Инспектор вытащил пистолет, показал издали и положил на бильярд рядом с собой.
Хинкус быстрым движением перебросил изжеванную спичку из одного угла рта в другой. Он молчал. В дверь просунулась Кайса и пропищала:
– Подать что-нибудь?
– Идите, идите, Кайса, – нетерпеливо сказал инспектор. – Ступайте. Ну? – сказал он Хинкусу.
Хинкус проворчал:
– Ничего я по этому делу не знаю. А вот точно знаю, что жалобу на вас подам – за истязание больного человека.
– Хватит болтать, Филин! – гаркнул инспектор. – Ты гангстер! Тебя разыскивает полиция! Ты влип, Филин! Твои ребята не поспели, потому что случился обвал! А полиция будет здесь самое большее через два часа. И если ты хочешь отделаться семьдесят второй, тяни на пункт «це» – чистосердечное признание до начала официального следствия! Понял, какая картинка?!
Хинкус выплюнул изжеванную спичку, покопался в карманах и вытащил мятую пачку сигарет. Затем он поднес пачку ко рту, губами вытянул сигарету и задумался. Инспектор сидел на краю бильярда, свесив одну ногу, а другой упираясь в пол, курил и, зло усмехаясь, разглядывал струйки дыма в солнечном свете.
И тут Хинкус вдруг наклонился вперед, поймал его за свисающую ногу, изо всех сил дернул на себя и повернул. Инспектора снесло с бильярда, и он всеми своими девяноста килограммами, плашмя, физиономией, животом, коленями грянулся об пол.
Первое, что инспектор увидел, придя в себя, был плафон над бильярдом. По плафону бегали солнечные зайчики. Инспектор застонал и сел, прислонившись к ножке бильярда. Хинкус валялся неподалеку, скорчившись, обхватив руками голову, а над ним, как Георгий Победоносец над поверженным змием, возвышался Симоне с обломком тяжелого кия в руке.
– Вам повезло, инспектор, – сказал он, сияя. – Куда вам досталось? По плечу?
Инспектор кивнул. Говорить он не мог. Здоровой рукой достал из кармана платок и осторожно промокнул ссадину на лбу. Хинкус застонал, заворочался и попытался сесть. Он все еще держался за голову. Инспектор взял с подоконника графин, подобрался к Хинкусу и облил его водой. Хинкус зарычал и оторвал одну руку от макушки. Симоне присел на корточки рядом с ним.
– Надеюсь, я не перестарался? – озабоченно сказал он.
– Ничего, старина, все будет в порядке, – сказал инспектор. – Сейчас мы его живо приведем в порядок. Принесите-ка еще воды.
– И бренди! – с энтузиазмом подхватил Симоне.
– Правильно, – сказал инспектор.
Симоне принес еще воды и бутылку спиртного. Инспектор разжал Хинкусу рот и вылил в него полстакана коньяку. Остальные полстакана он выпил сам. Потом Хинкуса оттащили к стене, прислонили спиной, инспектор снова облил его из графина и два раза ударил по щекам. Хинкус открыл глаза и громко задышал.
– Еще коньяку? – спросил инспектор.
– Да… – сипло выдохнул Хинкус. Он выпил, облизнулся и спросил: – Так что вы там говорили насчет семьдесят второй «це»?
– Признания пока еще не было, – напомнил инспектор.
– Сейчас будет, – говорил Хинкус. – Но семьдесят вторую «це» вы мне обещаете? Вот в присутствии этого физика-химика?
– Ладно, – сказал инспектор. – Рассказывай. И смотри, если ты хоть слово соврешь. Ты мне два зуба расшатал, сволочь.
– Значит, так… – начал Хинкус. – Меня намылил сюда Чемпион. Слыхали про Чемпиона? Еще бы не слыхать. Так вот, полгода назад пригребся в нашу компанию один тип. Звали его у нас Вельзевулом. Работал он самые трудные и неподъемные дела. Например, работал он Второй Национальный банк – помните? Или, скажем, задрал он броневик с золотыми слитками. В общем, красиво работал, чисто, но вдруг решил завязать. Почему – не знаю, я человек маленький, но говорят, что поцапался он с самим Чемпионом и рванул когти. Вот Чемпион и намылил нас кого куда – ему наперехват. Приказ был такой: засечь его, взять на мушку и свистнуть Чемпиона. Вот я его и засек здесь. Тут и все мое чистосердечное признание.
– Так, – сказал инспектор. – Ну и кто же у нас здесь Вельзевул?
– Ясно кто – Мозес.
– Та-ак. А кто такой Луарвик?
– Какой Луарвик? А, это который все лимоны жрал. Первый раз вижу.
– А Олаф? Тоже из вашей банды?
Хинкус прижал руку к сердцу.
– Вот тут, шеф, как на духу! Как в церкви, шеф! Сам ничего не знаю и ничего не понимаю. Я его не трогал. Одно скажу, шеф, – Вельзевул на мокрое дело ни за что не пошел бы: у него зарок такой – не убивать. У него тогда вся чародейская сила пропадет, если он живую душу загубит.
– Какая еще чародейская сила?
– Ха! – сказал Хинкус. – То-то и оно! Вельзевул, он что? Тьфу! Его соплей перешибить можно. А вот баба его… Ясное дело, кто сам не видел, тот не поверит, но я-то своими глазами видел, как она сейф в две тонны весом по карнизу несла.
– Ну-ну, Филин… – сказал инспектор.
– Что, не верите? – сказал Хинкус, криво усмехаясь. – Ну ладно, пускай я вру. А как броневик с золотом брали, знаете? Подошел человек, перевернул броневик на бок – голыми руками, – и пошло дело. В газетах же писали.
– Газеты врут, а ты повторяешь, – сказал инспектор.
– Повторяю… Чего мне повторять, когда я сам это видел. Да чего там: вот сейчас я вас, извиняюсь, как ребенка положил, шеф, а ведь вы мужчина рослый, умелый. Сами посудите, кто ж это меня мог таким манером скрутить и под стол засунуть?
– Кто? – спросил инспектор.
– Она! – В глазах Хинкуса плеснулся пережитый ужас. – Матерь пресвятая, сижу я там, а она стоит передо мной… то есть я сам и стою – голый, мертвый и глаза вытекли. Как я там с ума не свихнулся – не понимаю! Пью, пью и ведь не пьянею – как на землю лью!.. Господи, матерь пресвятая!.. Как она этот рельс взяла.
Хинкус сделал движение руками, словно завязывал что-то в узел. Лицо задергалось.
– Какой рельс? – ошеломленно пробормотал инспектор.
Симоне быстро налил полстакана и подал Хинкусу. Тот жадно высосал спиртное, утерся, глядя перед собой стеклянными глазами.
