Я плотнее запахнула грубое шерстяное одеяло, наброшенное на плечи, не в силах вспомнить, когда его получила, и подошла к Джекаби. Он дышал ровно и спокойно. Его пасмурно-серые глаза на мгновение вспыхнули, когда в них отразилась молния.
– Что вы видите? – спросила я сквозь решетку.
– Ничего, – тихо ответил он. – Просто дождь.
– Вы не боитесь? – спросила я, промокая глаза шерстяным уголком одеяла.
Он внимательно посмотрел на меня и слегка улыбнулся.
– Конечно, боюсь.
– По вам не скажешь.
– Полагаю, мне в большей степени любопытно. Я позволю себе испугаться, когда мое любопытство окажется удовлетворено, а поскольку мое оно будет удовлетворено, только когда я посмотрю убийце в глаза, бояться мне, видимо, придется недолго.
– А это разумно, – заметила я.
– Весьма.
Я тоже выглянула в окно.
– Значит, – сказала я, – мы оба умрем.
– Конечно, умрем, мисс Рук. Но не печальтесь. Умирают все.
– Но мы умрем сегодня.
– Да, – вздохнул Джекаби.
– Есть мысли, какого монстра нам ожидать? – спросила я.
– Мыслей у меня много.
– А выводов?
Прищурившись, Джекаби взглянул на меня. В его глазах вдруг что-то блеснуло. Безумие? Волнение? Надежда? Меланхоличная мелодия плача банши звучала в шуме деревьев, и я поежилась, смотря на этот блеск, как на красный уголек в куче остывшего пепла.
– Кое-кто возбудил мое любопытство, – признался детектив и снова отвернулся. – Это просто теория. Ничем не подкрепленные подозрения.
– Вы кого-то подозреваете? Кого?
Если Джекаби и собирался ответить, его прервали на полуслове. Ветер усилился, и плач банши стал громче. У меня по спине пробежал холодок, и даже детектив на этот раз поморщился. Дверь в дальнем конце коридора открылась, и внутрь вошел младший детектив Чарли Кейн.
Он кивнул грузному дежурному офицеру, который поспешно сунул в ящик бульварный роман и принялся перекладывать бумаги, всем своим видом показывая, что занят важным делом. Чарли прошел прямо к камерам. Его форма промокла под дождем, а глаза казались еще более усталыми, чем когда мы виделись в прошлый раз: веки покраснели, под глазами залегли глубокие тени.
Я взглянула на Джекаби, который внимательно наблюдал за приближением молодого детектива, совсем как кошка на подоконнике следит за движениями бродячей собаки на улице. Чарли? Неужели этот славный парень, который казался мне таким самоотверженным, и был разыскиваемым преступником, который к тому же теперь охотился на нас? Я вспомнила, что он солгал о царапинах на двери. Джекаби был прав: у детектива были секреты. Пронзив его взглядом, я решила подождать, что он скажет. Но Чарли, казалось, ничего не заметил. Он остановился у решетки в камере Джекаби и опустил голову. Несколько секунд он лишь тяжело дышал. Дождевые капли упали с его мокрых волос на носки начищенных туфель.
– Что ж, мисс Рук, мистер Джекаби, – наконец сказал он, – час пробил.
Его голос прозвучал зловеще, особенно на фоне завываний холодного ветра, но угрозы в нем не было. Зато в нем слышалась усталость, написанная у него на лице. Глубоко вздохнув, в конце концов он поднял голову и взглянул на меня покрасневшими глазами.
Несколько секунд он изучал мое лицо, а я – его. Сначала он недоуменно наморщил брови и перевел взгляд с меня на Джекаби. Затем к нему пришло понимание.
– Вы ее слышите? – спросил он.
– Да, – ответила я, и мой испуг сменился негодованием. – Как и Брагг. И Хендерсон. Получается, мы следующие?
Чарли кивнул, но я по-прежнему не заметила в его поведении угрозы, которая исходит от убийцы, идущего по следу жертвы. Казалось, он был искренне опечален.
– Да, мисс Рук, мы следующие.
Это был не грозный клич охотника, а жалобный плач жертвы. Мои подозрения рассеялись, как тени при первом свете дня.
– Мы? То есть вы тоже слышите стоны?
Он кивнул. Само собой. Снова и снова вмешиваясь в это дело, мы с Джекаби эгоистично полагали, что подвергаем опасности лишь самих себя. Если же убийца оказался загнан в угол и бросался на любого, кто осмеливался приблизиться к нему, найдя очередную улику, мы втянули Чарли в зону поражения. Со стороны казалось, что он участвовал в расследовании не меньше любого из нас.
Джекаби сделал несколько шагов и оказался у решетки почти нос к носу с Чарли. Лицо его по-прежнему было серьезно. Он внимательно изучал молодого детектива, бестактно разглядывая его покрасневшие глаза, волосы и одежду.
– Джекаби, – сказала я, – он тоже под ударом. Он слышит причитания банши. Кто бы ни был этим монстром, он собирается убить нас всех.
Не обращая внимания на мои слова, Джекаби наконец закончил осмотр и пронзил Чарли взглядом.
– Вы себя контролируете? – спросил он сдавленным, но решительным шепотом.
Чарли озадачил этот вопрос.
– Я не позволяю чувствам мешать моей службе, если вы об этом, сэр, – сказал он. – Я готов ко встрече со смертью.
– Я не об этом. Я спрашиваю: вы себя контролируете? – Джекаби повторил эту фразу с нажимом.
Глаза Чарли округлились от удивления. Он оглянулся на дежурного офицера.
– Вы знаете? – встревоженно прошептал он, а затем покачал головой и тихо усмехнулся. – Конечно, знаете. Да, детектив. Уверяю вас, у меня всегда все под контролем.
– Не преувеличивайте, Кейн. Командую парадом все же я, – раздалось из-за спины Чарли.
Он развернулся и увидел Марлоу, который как раз шел по коридору. Наручники по-прежнему висели у него на ремне, но складывалось впечатление, что при желании старший инспектор мог двигаться на удивление тихо для человека его габаритов.
– Вы идете со мной. Обратно в «Изумрудную арку». Сейчас же.
Не дожидаясь, пока Чарли догонит его, инспектор пошел прямо к выходу, на ходу надевая на голову форменную синюю фуражку.
Чарли бросил на нас последний печальный взгляд, поспешил за Марлоу и вскоре скрылся за дверью. Я же повернулась к Джекаби.
– Полагаю, вы не объясните мне, что имели в виду?
– Нет. Это вряд ли. Не переживайте, я сообщу вам, если случится что-то важное.
Я плюхнулась на скамью, не в силах больше спорить.
– Какая теперь разница? К утру мы трое уже будем мертвы.
– Боюсь, все будет еще хуже, – безучастно заметил Джекаби.
– Что может быть хуже смерти?
– Хуже трех смертей. Разве вы не заметили? Неудивительно, что он поспешил ретироваться, пока мы не обратили на это внимания, ведь у старшего инспектора глаза опухли не меньше вашего. Он плакал.
