Она фыркнула:
– Я никогда не спала ни с одним мужчиной!
– Так ты старая дева, что ли?
– И горжусь этим!
Мужчина вздохнул, качая головой:
– Так, значит, это правда. Ты действительно старая дева.
В ответ ничего не последовало, и он прислушался. Тихо, словно бы повернули тугой вентиль на секретном кране и древний водопровод мало-помалу заработал спустя сотни лет, Старушка заплакала.
– Почему ты плачешь?
– Я не знаю.
Ее рыдания наконец утихли, и он услышал, как она раскачивается в своем кресле, будто в колыбели, постепенно успокаиваясь.
– Старушка, – прошептал он.
– Не называй меня так!
– Ладно. Кларинда!
– Откуда ты знаешь мое имя? Никто уже не помнит его!
– Кларинда, почему ты прячешься в этом доме так много лет?
– Я не помню. Ах да. Я боялась.
– Чего?
– Странно все это. Первую половину жизни я боялась жизни, вторую половину – смерти. Постоянно боялась. Эй! Скажи мне правду! А что будет потом, после того, как пройдут эти двадцать четыре часа, после озера и после того, как поезд привезет нас обратно и мы вернемся домой… ты будешь заниматься со мной любовью?
– Десять тысяч миллионов лет, – ответил он.
– Ого, это действительно долго, – сказала она тихим голосом. – Действительно долго. Что же это за сделка такая, а? Ты дашь мне 24 часа молодости, а я – десять тысяч миллионов лет своего драгоценного времени.
– Не забывай, это и мое время тоже. Я никогда тебя не покину.
– И ты будешь любить меня?
– Угу.
– Как же знакомо звучит твой голос.
– Ну так взгляни же на меня.
Он увидел, как сквозь распечатанную замочную скважину на него уставился глаз. Он улыбнулся подсолнухам в поле и подсолнуху в небе.
– Я наполовину слепа, но не может же это быть Уилли Винчестер?!
Он ничего не ответил.
– Но, Уилли, тебе не дашь и двадцати лет, хотя прошло больше семидесяти.
Он поставил бутылочку перед дверью и отошел к лесу.
– А ты можешь… Ты можешь сделать меня такой же молодой? – сказала она, заикаясь.
Он кивнул.
– Ах, Уилли, Уилли, неужели это ты?
Она ждала, глядя на него, такого спокойного, счастливого, молодого, на волосах и щеках которого горело солнце.
Прошла минута.
– Ну? – спросил он.
– Подожди! Дай мне подумать! – закричала она.
Он ощущал, как там, внутри дома, она сидит и перебирает свои воспоминания, словно просеивает сквозь сито, и от них не остается ничего, кроме пыли и пепла. Он чувствовал всю пустоту этих воспоминаний, которые сгорали, оставляя за собой только горстку пепла.
«Пустыня и ни одного оазиса», – подумал он.
Она вздрогнула.
– Ну? – спросил он снова.
– Странно, – пробубнила она, – сейчас мне кажется, что двадцать четыре часа стоят десяти тысяч миллионов лет. Это справедливая и хорошая сделка.
– Да, это так, Кларинда.
Засовы задвигались, замки загремели, дверь с треском открылась. Ее рука быстро схватила бутылочку и утащила внутрь.
Прошла минута.
А потом, словно пистолетные выстрелы, послышались быстрые шаги. Задняя дверь распахнулась. Сначала с верхних окон посыпались ставни, потом с нижних. Из окон повалила пыль. А потом в открытую парадную дверь вылетела пустая бутылочка и разбилась о камень.
Птичкой выпорхнула она на крыльцо. Солнечные лучи пронизывали ее, и она вся светилась, словно освещенная прожекторами актриса. Затем она спустилась вниз и схватила его за руку.
Мальчишка на улице остановился, уставившись на нее, и когда побежал дальше, то продолжал оборачиваться.
– Чего он на меня уставился? Я красивая?
– Очень!
– Мне нужно взглянуть в зеркало!
– Нет, тебе не нужно.
– Все в городе увидят, какая я красивая? Или мне так кажется, а ты мне подыгрываешь?
– Ты есть сама красота.
– Да, я чувствую, что я красивая! Сегодня ночью каждый мужчина захочет танцевать со мной? А они будут соревноваться за это?
– Будут, конечно, будут!
И они пошли по дорожке под жужжание пчел и шепот листьев, вдруг она остановилась и посмотрела на его светящееся лицо.
– Уилли, Уилли, а когда мы вернемся обратно, ты же не обидишь меня?
Он посмотрел ей в глаза и провел ладонью по щеке.
– Нет, я не обижу тебя, – нежно ответил он.
– Я верю тебе, Уилли, верю.
И они побежали по дорожке и быстро скрылись из виду. От них остались только пыль, распахнутая парадная дверь, открытые окна. Теперь солнечный свет мог проникать туда вместе с птицами, которые будут вить гнезда и выращивать своих птенцов. Лепестки летних цветов, словно свадебный дождь, будут засыпать комнаты и пустующую кровать. И летний ветер принесет в дом особый аромат, аромат Начала или первого часа сразу после Начала, когда мир только появился и впереди только радость и никакой старости.
Где-то в лесу слышно, как прыгают кролики, словно бьются молодые сердца.
А вдали загудел поезд и стал набирать ход, все быстрее и быстрее, в сторону города.
Стая воронов
Он вышел из автобуса на Вашингтон-сквер и прошел полквартала в обратном направлении, довольный тем, что все-таки решился и приехал в Нью-Йорк. Нынче из всех знакомых в городе ему хотелось навестить лишь чету Пирсонов, Пола и Элен. Однако он оставил их «на десерт» – сознавая, что они понадобятся ему как успокоительное после нескольких дней, насыщенных деловыми встречами с уймой чудаков, невротиков и неудачников. Пирсоны чинно пожмут ему руку, окружат дружеской атмосферой и найдут верные слова, дабы разгладить морщины на его лбу. Их вечерняя встреча будет шумной, долгой и замечательно счастливой, после чего он направится к себе в Огайо и на протяжении первых дней будет вспоминать Нью-Йорк с добрым чувством – исключительно благодаря этой забавной семейной паре, которая предоставляет ему прохладный оазис посреди знойной пустыни паники и неуверенности.
Элен Пирсон поджидала гостя возле лифта на четвертом этаже многоквартирного дома.
– Здравствуйте, Уильямс, здравствуйте! – звонко приветствовала она его. – Как приятно видеть вас снова! Заходите! Пол должен быть с минуты на минуту – заработался у себя в офисе. Сегодня у нас на ужин цыпленок каччьяторе. Надеюсь, Уильямс, вы любите цыпленка, приготовленного на итальянский манер, «по-охотничьи»? Очень надеюсь, что любите. Как поживают супруга и детишки? Присаживайтесь, снимайте пальто, снимайте очки, вы без очков еще симпатичнее. Душновато сегодня, да? Желаете выпить?
