Филомена стояла на пороге и мечтательно смотрела на звездное небо.
– Я придумала замечательное применение этой самоделке.
– А именно? – насторожился могильщик.
– В итоге у нас будут деньги. Вы разве против того, чтобы мои дети были сыты?
Но Рикардо ее не слушал. Он стоял, покачивая головой, и почесывал подбородок, таращась на исполненный молчания высокий кокон, прислоненный к стене.
– Игрушка, – сказал Рикардо. – Игрушечной смерти таких размеров я еще никогда не видал. Скелеты в окнах аптек, картонные гробы в натуральную величину с конфетами в виде черепов – такое видал. Но подобное! Снимаю перед тобой шляпу, Филомена!
– Чего тут шляпу-то снимать! – взвыл могильщик. – Разуйте глаза! Это никакая не игрушка! Это же мое краденое добро!
– Готова ли ты присягнуть, Филомена, что ты говоришь правду? – торжественно спросил Рикардо, не обращая внимания на беснования могильщика. Полицейский протянул руку и осторожно постучал пальцем по ржаво-красной груди фигуры. «Бум-бум» – отозвалась та, словно натянутая кожа барабана. – Итак, ты клянешься, что это сделано из папье-маше?
– Именем Пресвятой Девы Богородицы клянусь.
– Что ж, – сказал Рикардо, довольно фыркнул и рассмеялся. – Если такая набожная женщина, как Филомена, клянется именем Пресвятой Девы Богородицы – вопросов больше нет. Расследование закончено. В суд обращаться нет нужды. Да и пустое это дело – недели и месяцы понадобятся на выяснение того, что это за штуковина такая и действительно ли она искусно сотворена из крашенного под ржавчину папье-маше.
– Недели и месяцы? Доказывать? – Могильщик медленно повернулся на триста шестьдесят градусов, словно приглядывался к этой темной комнатенке, в тесных границах которой мир сошел с ума. – Эта «игрушка» – моя собственность!
– Сделанное мной принадлежит только мне, – отозвалась Филомена с порога, переводя взгляд с неба на окрестные холмы. И вдруг добавила, по-прежнему во власти нового безмятежного покоя: – А если это и впрямь не игрушка, если это сам Хуан Диас вернулся домой – то кто возразит против того, что Хуан Диас принадлежит прежде всего Господу?
– Кто же против этого возразит! – горячо подхватил Рикардо.
Могильщик попытался. Но не успел он и дюжины слов сказать, как Филомена его перебила:
– А кому он принадлежит во вторую очередь? Перед лицом Господа, перед алтарем Господа и в церкви Господа разве не поклялся Хуан Диас в самый торжественный день своей жизни принадлежать мне до скончания своих дней?
– «До скончания своих дней»? Вот ты и попалась, женщина! – сказал могильщик. – Дни-то его все вышли. Нынче он мой!
– Итак, – продолжала спокойно Филомена, – если предположить, что эта кукла не кукла, а действительно Хуан Диас, то он, во-первых, собственность Господа; во-вторых, собственность Филомены Диас. А коли вы, правитель страны мертвых, предъявляете свои права на него, так и на это у меня есть ответ: вы же изгнали его со своей земли – вы прогнали арендатора! Но раз он вам так люб, что вы желаете получить его обратно, извольте внести за него арендную плату.
Правитель страны мертвых был настолько сражен ее логикой, что не сразу нашелся с ответом. Поэтому инициативу перехватил Рикардо:
– Господин могильщик, я сиживал в судах и слышал споры законников – как они копаются в тонкостях, приводят доводы «за» и доводы «против» и поворачивают дышло закона то туда, то сюда, и все это судоговорение длится месяцы и годы. И когда данное дело попадет в суд, тамошним крючкотворам будет о чем поговорить: они притянут сюда и законы о движимом и недвижимом имуществе, и право на кустарное производство; они будут молотить языками и про Господа, и про Филомену, и про ее голодных детишек, и про отсутствие совести у некоторых могилороев. Такую тень на плетень наведут, что в суд не находишься, а многосложное могильное дело будет хиреть из-за непрестанных отлучек. Учитывая вышесказанное, готовы ли вы годами тягаться в суде с этой женщиной?
– Готов! – решительно заявил могильщик. Хотя в его позе уже не было прежней решительности.
– Милейший, – сказал Рикардо, – я намотал на ус ваш вчерашний совет и теперь возвращаю его вам: я не лезу в ваши дела с мертвыми, но и вы не лезьте в мои дела с живыми. Ваша юрисдикция кончается за могильными воротами. А по эту сторону ворот – моя вотчина, мои граждане, будь они говорливы или немы, будто покойники. Итак…
Рикардо еще раз постучал пальцем по полой груди прислоненной к стене фигуры. В ответ раздалось что-то вроде биения сердца. Могильщик суеверно перекрестился.
– Вот мой официальный приговор: это не мумия, а кукла. И мы теряем тут понапрасну время. А стало быть, возвращайтесь, гражданин могильщик, в свои владения! Спокойной ночи, Филомена. Спокойной ночи, детишки!
– А с этим что? – упрямо спросил могильщик, показывая на прислоненную к стене фигуру.
– Вам-то какое дело? – сказал Рикардо. – Эта штуковина остается здесь. Хотите судиться – подавайте жалобу. Только эта кукла останется до окончания процесса здесь. Хоть у нее и есть ноги, она никуда не убежит. Спокойной ночи всем.
Полицейский вытолкал могильщика наружу, вышел сам и закрыл дверь. Филомена не имела возможности его поблагодарить.
Она затеплила свечу и поставила ее у ног мумии, похожей на огромный початок кукурузы. «Теперь это наша святыня, – подумала Филомена, – и перед ней должна гореть неугасимая свеча».
– Не бойтесь, дети, – ласково сказала она, – спите. По кроваткам!
Филипе и остальные дети легли, а потом и сама Филомена устроилась на соломенном тюфяке под тонким одеялом. Свеча продолжала гореть. Прежде чем уснуть, Филомена радостно думала о новом будущем, о веренице более счастливых дней. «Утром я пойду встречать автобусы янки на дороге и расскажу им о моем домике. И когда они придут сюда, у двери будет надпись «Вход – 30 сентаво». И туристы валом повалят сюда, потому что мы находимся в долине – в начале пути к кладбищу на холме. Мой дом будет первым на маршруте туристов, и они будут полны нерастраченного любопытства». Мало-помалу с помощью туристов она наберет денег на ремонт крыши, а потом запасется большими мешками кукурузной муки, сможет покупать детям мандарины и прочие вкусные вещи. Если все сложится, как она задумала, то в один прекрасный день они сумеют выбраться в Мехико или даже переехать туда, потому что там хорошие большие школы.
И все это счастье благодаря тому, что Хуан Диас вернулся домой, думала Филомена. Он здесь и ждет тех, кто придет посмотреть на него. «У его ног я поставлю миску, куда добросердечные туристы смогут бросать монетки, и после смерти Хуан Диас станет зарабатывать куда больше, чем при жизни, когда он трудился до седьмого пота за сущие гроши».
Хуан. Она открыла глаза и посмотрела вверх. Дети успокаивающе-ровно дышали во сне. «Хуан, видишь ли ты наших милых малышей? Знаешь ли ты, что происходит? И понимаешь ли ты меня? И простишь ли ты меня?»
