Например, мы, жители России, едва завидя соотечественника вне пределов родины, делаем морду кирпичом и фальшивим: «Нихт ферштейн, идите нафиг подальше». Если не понимают – в тыкву! А потом дружно обмыть синяки в спирте, до образования на роже ровного оттенка… Имперцы – это мы, но чуть постарше. Да, сволочи, циники, беспринципные уроды, шпионы-многоженцы, обслуживающие по три разведки и более. Это мы. Когда после великого мора тараканы передохнут, мы пообедаем ими, поделив добычу с дрюккель-китайцами – и все равно выживем, бормоча с долей отвращения к себе, переходящего в восторг: «Ну, мы сво-олочи… Бли-ин, ну мы хуже гангрены, это круто!».
Имперцев я не люблю. Но именно к ним метнулась прямиком от памятной небелковой станции. При этом мысленно пообещала себе нажраться до поросячьего визга в «Дне», если дежурный, сменивший Линля – не тэй, телепат и так далее. И я осталась трезва: Игль вышел нас встретить, строго по регламенту общения с нейтральными габ-служащими угостил напитком и булочкой на сумму в три вздоха. И концентрированно подумал для Гюль все, что нам предлагает. Она передала мне, морф нас слегка поэкранировал. Сепаратный сговор состоялся.
Габберу по статусу не полагается доступ к полным материалам закрытого дела. Но мне сдали их все за память о походе через небелковую станцию. Я честно поделилась полным воспоминанием, не жаль. И честно исполнила вторую часть уговора: тупо хлопала глазами на официальном допросе. Откуда мне знать, что так круто вырубило Стоппера? И не видела я облако синта, на кой мне в карантин? Я ведь официально не в курсе, что одновременно стали лужицами полужидкой дряни все аппараты той же серии. Что ученые на ушах стойку отрабатывают, потому что синт испарился. Невидимый и неуловимый, но очень даже полезный…
Имперцы тоже исполнили вторую часть договора. Они нанимали Билли и они же ему выхлопотали отпуск. Так состоялась «встреча на Эльбе» – кстати, в здешней системе есть планета Эльб. Правда, мой американский союзник так и не просек, кто я, и что у меня тут – война! Простительно, Билли не намерен возвращаться на Землю, он вроде бы борется за статус имперца после выхода в отставку. Он дисциплинированный. В отличие от меня.
– Обедаем тут, – немного натянуто сказала Гюль, свернув с маршрута.
В её мозгу сидит настройка на нужного нам нелюдя. Кажется, след взят.
Что я знаю сейчас, через двадцать дней после того, как полутруп Дэя уволокли габариты?
Имя своего врага.
Игиолфу Седьмому двести девять циклов. Он выглядит на сорок земных лет, прожитых при хорошем уходе. Молодость продолжительная, прямо скажем. Но сколько резину, то есть кожу, ни тяни – характерный хруст раздастся. Седьмой не желает стареть, клонироваться и делать что угодно подобное. Он, как и все более ранние номера в их длинной семейной династии, жаждет запечатлеться во веки вечные в скромных правах бога, на сей раз – финансового. И, если я хоть что-то понимаю своим пустоватым мозгом, Дэй попал по полной. Едва он был найден на мертвом корабле и первично изучен, свора служащих Игиолфа взялась за добычу ценного заключенного. Приговор был изменен вопреки настойчивости империи и возражениям Дрюккеля. Дэй не попал в шлак, как желали первые – сторонники быстрых решений. Дэй не был ограничен в правах при условии добровольного участия в полном расследовании и последующей добровольной отдаче себя под финальный суд – как желали сторонники безупречной кай-квиппы.
Дэй достался научному сектору, а вернее той его части, которую прямо и косвенно контролирует Игиолф. И понеслось… Дэй живуч «условно неограниченно», если верить отчетам. То есть за все время наблюдения он не состарился ни на минуту. Хотя замеряют скорость деления чего-то там и еще кучу мне неясных параметров. Дэй во плоти – мечта Игиолфа о светлом будущем формата «анлимит». Есть только одна проблема. Дэй вроде бы не знает, как сделать еще кого-то таким, как он сам. То есть за сто циклов игры на нервах бедолаги-вампира он так и не выдал иной версии ответа. Игиолф стареет, страдальчески наблюдает первые морщины и не верит, что это – необратимо. Он разрежет Дэя на кусочки. Он признает его виновным и лишенным статуса, даже если все пострадавшие восстанут из мертвых и лично засвидетельствуют отсутствие претензий к вампирюге.
В словах Гюль нет ошибки. Игиолф Седьмой – враг не по моим силам. Олер, его доверенное лицо – тоже. Но если барану вежливо объяснить смысл установки ворот, он все равно использует рога по назначению. Так же и я. Меня заклинило. Так что мы пишем строго по пять рапортов в день, это нам посильно. Изобретательно рассылаем по адресатам и ждем, когда они уже не смогут переваривать наше упрямство молча… А еще мы собираем информацию.
– Далее туда, место… неуютное, – шепнула Гюль, отступила на полшага и потащилась, цепляясь за локоть Симы, а вернее, за мое упрямство.
– Без гламура, – порадовалась я, когда мы стали удаляться от широких торговых аллей в гущу чего-то тусклого, служебно-трущебного.
– Надеюсь, ты однажды уймешься, – еще раз вздохнула Гюль.
– Надежда умирает последней. Хотя у неё живучесть повыше моей.
Хуже меня нет злодея в универсуме, я малоразумна, низкоживуча и квела, как прошлогодняя петрушка. Стоит Олеру вякнуть лишнее слово, за меня вступятся даже имперцы. Я одинокая, голодная и ногти у меня обломаны. Парня у меня нет. А появится, сживу со света…
Я всхлипнула и старательно потерла глаз, но слеза не появилась. Гюль хихикнула, снова сгорбилась и отвернулась. Не проняло. Она вообще хороший человек, но слишком уж умная. Эти мысли о последствиях мешают совершить сами действия. Хорошо, что нас двое и я – не думаю. Иначе мы бы не шли по кишащему нелюдями сервисному ярусу, где служащих габа не наблюдали с начала времен, наверное. Вон как расползаются и разбегаются. Контрабандисты многолапые, сумчатые и всякие там хвостатые.
– Тут лучшие в созвездии напитки на травах, – натянуто порекомендовала Гюль, двумя пальцами приподняла грязный ветхий полог и сунулась в лавку. Я втиснулась следом. Ковровый полог хлопнул по спине и чувствительно толкнул вперед. Сразу стало темно, нас обвило чем-то осьминогоподобным. Перетащило – и поставило на твердый пол. Я обернулась. В двух шагах было грязное нутро лавки. Там сидели мы с Гюль, неловко скорчившись на низких лавочках. Старый дед-мухомор, весь бурый, в белых замшевых бородавках, что-то втолковывал про травы и напитки. Мы отвечали.
– Сюда, – проскрипел голос из тьмы. – Вас рекомендовал сюн тэй Игль. Славный молодой человек, хотя несколько жестковат на мой вкюс, но это вопрос выдержки. Еще циклов тридцать – и дозреет. Наверняка дозреет, так.
Гюль икнула. Я рассмеялась, чувствуя себя пьяно-восторженной. Здравствуй, мир иной. Я обожаю свою работу. Ни разу не была вне себя в прямом смысле, и только должность габбера дала шанс. Я вне себя! И мне тут уютно. Место иное, дышать стоит разве по привычке. Окружающее обнимает, как бархат в коробочке – дорогую брошь. Уютно, плотно и довольно однозначно. Я огляделась. Для этого не надо поворачивать голову, я тут вижу все, если верю в такую возможность. Нас встречает сам Сплетник Зю. Как и намекал Игль, это не человек и вообще он не здешний. Обитает, подобно всем представителям пожилых рас, в нескольких смежных мирах. Собственно, «умение быть единым с соседними реальностями есть главный признак перехода расы к зрелости» – цитата из справочника. Зю очень зрелый. По мнению имперских тэев он существует в сотнях смежных и несмежных пространств. Он из числа немногих представителей расы югиб, продолжающих контактировать с нашим универсумом. Почему он принимает недорослей и тратит себя на беседы с нами? Игль сказал, я сама разберусь.
