Я все поняла по тону и ответила: нетуть. Тогда и было сообщено, что господин Олер ждет меня на своем корабле, пришвартованном у гостевого вип-причала. Я во весь мозг провизжала эту информацию для Саида, он примчался с очередного спарринга, как был: в мокрой насквозь майке, с кровоподтеком во всю щеку, еще не заросшим. Гюль расслышала вопль, но не явилась. Она же три дня – именно «она». И это значит, что тысяча единиц интеллекта навигаторши все три дня загружена мыслями о наряде, достойном мгновения встречи с божественным Бмыгом. Ювелир, кстати, мозг не парит. Купил «Дно» на двое суток, не тратя сил на рассуждения о числе гостей и протяженности гулянки. Причалы пятого сектора уже зарезервированы все: на официальное знакомство с Гюль приглашена туча гостей. Пырья родня, коллеги по искусству и сослуживцы по временам юношеской работы боевого пилотом… Все загудят в «Дне» послезавтра. Космические скорости у безрассудства взрослых гуманоидов, правда?
Саид три дня как однозначно «он». Обожаю технологии кэфов. Примитивно у них все, как у деревенских знахарок… или старой, умудренной расы. Ни тебе грома, ни фейерверка. Ни наркоза – ни операции. Два часа веселой болтовни в рубке Кита, вот и все, и никакой двухконтурности.
Зато я вижу: Саид медленно, но отчетливо, меняется после вмешательства в его природу со стороны Кита. Мальчик подрос на ширину моего большого пальца и на столько же раздался в плечах. У него резче обозначились скулы, глаза стали как будто вдвигаться под бровные дуги – помельчали, зато взгляд заострился. А еще образовалась привычка мрачно взирать на новых и не особо приятных людей – в упор, чуть исподлобья… Хоть сладкое не разлюбил. Сидит, улыбается Киту, сурово хмурился на Олера – и трескает угощение за обе щеки.
– То есть Дэй здесь, вот прямо – здесь, – снова тупо повторила я.
– Официально его везут спецрейсом в один прыжок, чтобы сдать в камеру хранения главного центра безопасности габ-системы. На том корабле наспех слепленный клон тела. Подделка не будет выявлена до первой попытки вывода из стазиса, – сообщил голос, который я при первом знакомстве сочла надменным. Я же не знала, что с выражением эмоций у Олера напряженка… – Когда я прочел сводку по внезапному урегулированию кризиса йорфов, понял, что вы можете быть полезны, поскольку по-новому оценил вашу атипичность. Я вмешался, подергал за ниточки и выкупил Дэя у представителей тех, кто выкупил его два цикла назад у Игиолфа и коллег по совладению объектом – там в сумме было три расы и два условно независимых научных центра. О, быть неодушевенным страшно, Сима. Неодушевленными можно распоряжаться и совладеть. Конечно, умерщвление проблемно, как и жестокое обращение. Тут следует выявить доказательную базу преступности объекта или хотя бы психического расстройства в тяжелой форме. По Дэю имеется то и другое.
– Вашими трудами.
– Сто циклов назад я был человеком на сорок три процента, мне еще хотелось… – он сделал паузу, пробуя разнообразить речь, – пожить. Мне представлялось, что меня самого никогда не коснется ситуация Дэя. Добавлю без утайки. Я относился к этому существу со смесью страха и отвращения.
– Кто был владельцем Дэя в тот момент, когда я впервые увидела его?
– Империя. Мне казалось, вы не могли не прийти к указанному выводу сами. Все вводные на поверхности. Интерес корпуса тэев и участие в деле сун тэя Игля, рассмотрим хотя бы этот момент.
– То есть он слегка солгал мне.
– Предложил удобную версию информации, не будем все упрощать.
– На фиг! Вранье и есть вранье. Позвоню и скажу ему, что он говно зеленое. – Я подвигала бровями, гоняя в голове информацию, как шарик пинг-понга. – Цветом он отличается от вас, драгоценный интмайер. Цветом и вонючестью. Когда Дэя забрали с небелковой станции, он уже был ваш. Игль мне не врал.
Саид восторженно воззрился на меня и кивнул. Олер снова взял паузу. То ли злится, то ли формулирует. Интересно: он умеет злиться? Еще до чесотки любопытно: он телепат?
– Не доу, – мстительно шепнул Саид.
– Ты круче всех, по-прежнему? – хихикнула я.
Мальчик скромно потупился. Олер малость задергался, стал поерзывать в кресле. Он очень не любит вспоминать, что его кое-кто может без приборов протелепать до донышка. Не привык говорить то, что думает. И вряд ли умеет осознавать полностью мысли – прячет их от себя же в оттенках полунамеков и сплетений обстоятельств, учтенных и не учтенных…
– Я говорил с объектом один раз, – продолжил беседу Олер. – Всего раз, девяносто три цикла назад. Он сказал слово «зеркало». Одно слово. Минувшее с тех пор время вырастило из семечка намека дерево такого ужаса, какой вам и не снился. Дэй – чудовище. Зафиксировано, что он сказал хотя бы одно слово восьмидесяти семи сотрудникам служб навигации, охраны и науки до того, как была выработана безопасная система бесконтактного общения с ним. Семьдесят три слушателя покончили с собой. Нет никакой явной связи между разговором и суицидом, но корреляция… Он что-то заводит в нас. Пружину смерти. Вам после разговора с Дэяем не хотелось уйти, рассчитаться с жизнью?
– Нет. Знаете, Олер, я вряд ли втискиваюсь в статистику. На меня прицельно падает всякое дерьмо, но мне же везет и с зонтиками – бесхозными. Как душка Саид. Или с добрыми владельцами покатых крыш – как Чаппа.
– Вы катализатор, – жутко раздражающим монотонным голосом сообщил Олер после молчания. – Редкий сорт людей. В любой инертной массе вы разбудите реакцию. Мне трудно поверить, что вас избрали дрюккели.
– Не дрюккели, а лично высокий носитель Чаппа.
– Не вижу разницы.
– У вас же нет настоящих глаз. Давно?
– Семьдесят три цикла. У меня врождено было слабое зрение. Его я улучшил охотно, нынешнее много совершеннее. Так выбор представлялся очевидным. Повторю вопрос. После разговора с Дэем вы не желали умереть? Ни разу?
– Нет. Но меня многие желали стукнуть тяжелым и острым. Это нормально, так было и до разговора.
– Существо из прайда, телепат уровня, близкого к доу. Оно тоже общалось с Дэем? И тоже не желало умереть позже?
– Простите, интмайер. Мы расшатываем крепкую статистику. Но – нифига. Гюль уже три дня имеет статус в расе пыров. Ей совершенно не до суицидов. Подает документы на морфинг, хочет быть пырой и плодить пырят. Морфинг ей, дело ясное, не разрешит сам Бмыг, зачем терять хоть грамм уникальности? Ну и прочее как-то уладится. В меру природно, в меру научно.
– Не понимаю. Вы говорили с ним дольше всех. Скажу прямо: я привез его исключительно с целью повторения эксперимента. Он еще жив, но это не надолго. Он угасает. Раследование возобновлено. Вы думали, это победа? Нет, всего лишь простая игра со слабым противником, не владеющим информацией – с вами. Наивной короткоживущей. Дэй не дотянет до суда. Данные надежны. Сожалею.
– Вы умеете сожалеть?
– Я знаю это ощущение. Оно снедает меня изнутри, постоянно. Как фантомная боль – тех, кто утратил конечности. В вашем мире так?
