– Так.
– Хорошо. Мы достиги понимания. Сейчас Дэя распакуют.
Я внимательно изучила лицо Олера, которое не лицо вовсе, а просто вылепленная кем-то маска – фасад для имитации должной меры природности. Презентабельный фасад с аккуратно пристроенной вывеской типа «улыбка приветливая, версия три, открытость».
– Зеркало!
– Что? – Олер чуть не подпрыгнул в крселе. – Сима, я не понимаю вас.
– Перевожу: чтоб ты сдох, копилка летающая! – прошипела я.
– Вы не правы, – монотонно возразил этот придаток компьютера. – Я не корыстен. Власть мало волнует меня. Но положение в обществе позволяет менять само общество. Если бы вы не пытались оценивать мир так примитивно, вы могли бы заметить, что именно я выделяю средства на науку, помогаю расширять систему габов, направляю помощь отсталым расам…
– Комплекс бога, – кивнула я. – Для таких есть рубашки с длинными рукавами и комнаты с мягкими стенами. Нимб не давит на лоб?
– Давайте завершим наш эксперимент и растанемся, – предложил Олер.
Я покосилась на Саида. Мальчик хряпал сладенькое так безмятежно, что я не дала бы за живучесть бессмертника и ломаного гроша. Протелепать Саида невозможно. Не только из-за его уникальности. Три дня мой морф предает подругу и старательно корчит из себя чалму. Я в шутку подумала, а Гав всерьез реализовал. С чалмой на голове Саид – восточный принц, натурально. Но главное иное: он не слышит мысли и не транслирует, если не договорится об этом с Гавом.
По моему мнению, здоровая закрытость сознания важна для формирования личности. Кит выслушал, кивнул и три дня назад поспорил с тетей Симой на полет до шлака и обратно: он утверждал, что наш принц взвоет и начнет подслушивать на вторые же сутки. Саид, полагал Кит, привык к шуму и не перенесет тишины, он настроен на внимание к чужим мыслям и почти не умеет автономно думать свои. Теперь Кит – мой должник. Потому что Саид балдеет от восторга и требует вырезать ему вообще всю телепатию. Говорит, когда в голове нет посторонних, он лучше видит людей и самого себя. И еще ему начала нравиться музыка. Сегодня мы с Китом кое-как уговорили Саида немного поподслушивать: Олер тот еще урод, надо знать, что жарится в адском мозгу интмайера. Глупо отказываться на опасной встрече от лучшего в универсуме детектора лжи…
Все, мысли отрубило: стену справа вспучило, покрытие расползлось и позволило увидеть гладкий саркофаг, немного похожий на тот, в котором имперцы сберегали настоящего тэя Альга. Только эта штуковина крупнее и гораздо… внушительнее. Без звука саркофаг выплыл к самым нашим креслам, открылся и позволил увидеть тело Дэя, плотно пристегнутое, зажатое и обмотанное бессчетными фиксаторами.
Дело – дрянь. Кожа у Дэя белее снега, тонкая, смятая. Бумага, а не кожа. Поверх бумаги – пепел, настоящий. Или – пыль? Словно Дэй помаленьку рассыпается. Жутко.
– Он теряет до тысячной доли веса ежедневно, – кивнул Олер. – Мы не понимаем природы явления. Саркофаг герметичен, утечек нет. Но изменение веса задокументированно и не вызывает сомнений.
Кожа и кости… Я сглотнула жалость, решительно встала и прошла к саркофагу. Вся ученая камарилья не может вылечить Дэя. И не хочет! А я – хочу, но не умею. Ну и пофиг, я же очень хочу. Однажды у меня уже получалось.
Тонкий лягушачий язык Дэя вытянут и намотан на стержень – все у тюремщиков учтено, даже эта особеность заключенного. Я повозилась, не понимая принципа работы замков. Саид встал, почесал себя и морфа в области затылка, хмыкнул – и вскрыл замочек без видимого напряжения.
– Это опасно, – предупредил Олер и дал приказ креслу отодвинуться как можно дальше от саркофага, перемещаясь вокруг столика. – Не стоит трогать замки. Тем более с примитивными отмычками.
– Я готовился, – огрызнулся Саид. – Они не примитивные.
– Нет…
Вот это слово Олер просипел, впервые выражая подобие эмоций. Еще бы. Вряд ли он хоть раз видел, чтобы лягушачий язык бесцеремонно протирали заимствованным у Павра спиртом и пихали, как иголку, в человечью вену.
Собственно, ждем. Если кровопийца теперь не узнает меня, ему и осиновый кол больше не вреден. Секунд пять я жутко боялась худшего. Затем язык перестал быть вялым, кровь пошла по нему, как по живой капельнице.
– Прямо в мозг, – глубокомысленно сообщила я полудохлому Дэю. – Мама мне говорила, на меня так должен действовать сыр. Целый год я жрала сыр и ненавидела его. Потом меня выгнали из института, и все, и хана пришла сырной диете. Сима не поумнела. Не судьба.
Пыль медленно поднялась с бумажной кожи, делаясь похожей на перламутр с крыльев бабочки – она чуть мерцала, кружилась в неощутимом ветерке и снова впитывалась в кожу, отдавая ей сияние и цвет. Конечно, здоровяком Дэй с нескольких глотков не стал. Но теперь он хотя бы не белый, а трупно-серый.
– Прогресс, – хихикнул Саид, вслушавшись в мои ассоциации. – Отодвинься, добровольная жертва. Хватит.
– Ему мало.
– Тебе много.
Я умею спорить с Саидом. Беда в том, что третий день он полагает себя состоявшимся взрослым мужчиной и использует новый метод. Он меня игнорирует. Берет за плечи и двигает. А сопротивляться в таком случае – это то же самое, что пробовать пинком оттолкнуть футбольный шар с названием Земля…
– Нет. Недопустимо…
Бедняга Олер. Как бы не сдох. Саид вынул иголку из моей сухой вены, похожей на впадину, а не на выпуклость с кровью внутри – и сунул себе в руку. Удачный день у Дэя, калорийное меню из двух добровольцев. О – десерт подоспевает: Гав зашевелился, сполз по шее Саида и укутал нашего вампира с головы почти до пояса. Греет и лечит.
– Хватит симулировать трупность, – возмутилась я вслух. – А ну, открыл глаза! Тут я нервы треплю, а я примитивное существо, по слухам, у меня нервные клетки не восстанавливаются.
– Восстанавливаются, – тихо уточнил Кит. – Но довольно медленно.
– Сима, – кое-как прошелестел Дэй и послушно открыл щели век.
– Сима, – согласилаясь я. – Давай дальше. Тут гражданин Олер уверен, что я должна подохнуть, если ты назовешь мне Слово. Мое имя меня не убило за двадцать два года. Неужели теперь оно токсично?
– Как болит голова, – пожаловался Дэй. Более осознанно посмотрел на Саида. – Спасибо. Достаточно. Можно переходить к воде и обычной пище.
Саид покосился на стол, облизнулся и покраснел до корней волос. Переходить-то не к чему. Олер изобразил памятник себе, то есть ничего не понял изо всех сил. Я ласково попросила повторить угощение. Он опять не понял. Кит блаженно прижмурился и исполнил пойманное у меня движение – щелкнул пальцами. Это привело к мгновенному возобновлению банкета. Стол только что не рухнул под тяжестью вкусного и утоляющего жажду. Кит улыбнулся интмайеру.
– Заметьте, корабль герметичен, но масса изменилась, – сообщил он. – Очень люблю немного лукавить с примитивными законами мироздания.
