– То есть встреча была долгожданная. Тогда я улетаю спокойно, палки отдельно, колеса отдельно, мух тут нет, а котлеты я не люблю.
– Что? – приподнял бровь Кит.
– Да так… ничего.
Я села на чудовищной кровати. Огляделась. Холмы розовой ткани, острова подушек и горные гряды одеял. Посреди этого слащавого безобразия – я, в единственном своем служебном наряде серой бесцветности. У меня есть имущество. Ложка. Подарить её Гюль? Глупо. А больше у меня ничего нет. Покупать подарок уже некогда. Позор, правда?
– Я выбрал сегодня, – пообещал Саид. – Упаковал и надписал от твоего имени. Бмыг и Гюль в соседней комнате. Иди, дари. До отлета осталось две доли суток, если Кит изволит соблюдать указания. Вообще-то он не обязан.
Я сползла с кровати, критически осмотрела подарок, сунула под локоть и побрела вручать. Обо мне уже забыли: за спиной спорили на чисто мужские темы распределения прав и полномочий. Звучало почти неотличимо, если бы сидели они в пещере и выясняли, у кого самый козырный каменный топор и какие шансы завалить мамонта с одного удара… Взрослый Кит молчал, но и ему было не скучно.
Подарок я вручила молча. Гюль телепат, а пыру мои поздравления не нужны. Счастливые люди выглядят ужасно смешно, даже нелепо. Ну и пусть. Им и это – идет…
– Не останешься? – сморгнула слезинку Гюль.
– Я затеяла горячий супчик, кто же знал, что как раз теперь надо снимать пену? Дэю велели убираться в шлак немедленно. Кто я, чтобы повторно спорить? Прости.
– Пропадешь без меня, – Гюль сморнула вторую слезинку.
– Что ты, от меня трудно отделаться. Не пропаду. Бмыг, ты уж береги её.
Пыр расплылся в улыбке и кивнул. Я отвернулась, прикусила язык и пошла к двери. Сима не такой человек, чтобы лить слезы от тупой сентиментальности. Черт… Может, меня незаметно подменили во сне? Ведь лью, дура дурой. Хотя нет, не подменили. От одного взгляда на летающее кресло Олера и самого интмайера слезы высохли. Зачем нам это на борту? И зачем ему лезть в шлак? Осторожный, расчетливый и очень богатый тип. Не понимать риска невозврата он не может, а принимать его – опять же, зачем?
– А не будем затягивать с отлетом, – мягко предложил Олер.
И я заподозрила, что опять не знаю чего-то важного.
Саид виновато вздохнул и пошел поздравлять и утешать Гюль. Не оберулся в дверях, тренирует выдержку. Глядя ему в затылок, я видела лишь виноватую мордочку Гава, выступающую из фальшивых складок чалмы.
– Провожу до люка, – буркнул Рыг и упёрся в Олера взглядом, как копьем.
Кажется, минотавра донимала та же идея, что меня: а почему так торопится наш расчетливый интмайер?
История тринадцатая
Благие намерения
Шлак – по-своему легендарное место. Помнится, при первом упоминании о нем Кит испытал едва ли не шок. Как неразумно нынешние разумные используют звездную систему с уникальными особенностям, – твердил он. Тогда и втолковал мне, что на аккуратной теплой планете близ спокойной звезды кэфы и их современники расположили объект, допускающий для одушевленных «третичную развертку». Я выслушала и не испытала потрясения, хотя этого от меня ждали… Низкая осведомленность порой спасает от удивления. Ну, что взять с Симы, которая не понимает и того, что дала ей вторичная развертка собственного организма, исполненная Китом? Жизнь он мне вернул – это очевидно, и я благодарна. А подробности… Дышу, радуюсь, повышение по службе получила – это и есть для меня подробности. Мне их достаточно. Я несколько дикая и малость безграмотная по меркам универсума? Но я умею помнить добро. Да, именно так. Спорим, что Олер понимает больше, а помнит – меньше? Он за добро платит. А это хуже, чем не понимать, это и есть в моем видении слепота и мерзость. За все свое богатство он прикупил целую вечность проблем, а вот жизни – не обрел. Скорее наоборот.
Итак, Кит упомянул третичную развертку. Слово упало в благодатную почву памяти, проросло любопытством. Много раз я думала: а что еще можно дать нам, людям, если мы – взрослые? Умение забегать на чай в соседнее измерение к милому Сплетнику Зу? Талант проходить сквозь стены и тырить данные из сейфа самого Игиолфа? Поголовную телепатию уровня более крутого, чем загадочный «доу»? Не знаю, но постепенно пришла к мнению: кэфы не возились бы с подарком для младших ради перечисленных мелочей. И если они оставили нам чудо, то это чудо наделяет готовых принять его чем-то совсем иным. Кит восхищает меня не тем, как он добывает пищу из воздуха или ныряет в пространство. Он, правда, взрослый. У него мудрый и добрый взгляд на мир, иная мерка для ценного и никчемного.
– Шлак, – вздохнул Кит, прерывая мои рассуждения. – Сима, отчего люди назвали столь неблагозвучно эту дивную планету?
– Она не знает, – мерно сообщил Олер. – Я тоже. Но я более осведомлен в тайных идеях властей и взглядах, демонстрируемых ими гласно. Шлак, он же объект «последняя пристань», вызывает страх и смятение у многих, кто знает его природу более-менее достоверно. Попробую реконструировать ситуацию с начала. Допустим, сюда направлены исследователи. Они прилетают, точно так же, как к любой иной звезде. Они совершают посадку на планету, сообщают координаты, уточняют: все штатно, начаты исследования согласно плану. Затем исследователи исчезают, не выходят на связь и не обнаруживаются любыми средствами. Неведомое пугает наблюдателей за полетом. Они составляют отчеты для руководства, панические в запутанности и осторожности суждений. Власти читают между строк и впитывают страх удвоенными порциями. Поисики экспедиции риводят к новым потерям связи, а то и экипажей спасателей. Неведомое снова подвергают изучению, дистанционному на сей раз. Оно не поддается, и тогда приходит решение: засекретить. А как? Дать отталкивающее название, найти банальное применение и старательно зарастить ложью и домыслами все, что не укладывается в рамки простых объяснений. Мы наблюдаем итог такой работы. Шлак сегодня – это место пожизненного заключения. Самое надежное, отсюда никто и никогда не возвращался. Что в применении к означенному типу заведений не вызывает испуга или же недоумения. Цель достигнута.
Олер говорил и говорил, монотонный голос вдалбливал в мою голову тезисы, вроде бы, неглупые – но исключительно ненужные. Я исправно их впускала в правое ухо и выгружала из левого, аки легендарный Сивка-бурка. Не желаю я ничего конспектировать. Тем более – сейчас!
Шлак непостижимо прекрасен. Потому, что похож на Землю. С орбиты он сине-зеленый с молочными потеками облаков, кисельными реками туманов и низовых туч. Суша на Шлаке представлена одним материком, подобным сердечку. Или нахохленной птице, спящей, убрав голову под крылышко. Вроде бы есть и полярные шапки, но их я игнорирую. Родная мне природа – она там, в зелени лесов, обрамленных оправой золотых прибрежных песков. Жизнь бьется в синих жилах рек и задумчиво смотрит на универсум бездонными зрачками озер…
– Кроме того, следует учесть и культурологический аспект, – вещал Олер, воодушевленный нашим молчанием.
