Пролог
Человек медленно поднимался по лестнице, держа в руке
«браунинг», и торжественно думал о том, что час расплаты пробил и совсем скоро
стерва получит по заслугам. Вот сейчас она вернется домой, вся из себя
роскошная, уверенная, успешная: подкатит к дому на своем крутом джипе, войдет в
подъезд, поднимется на свой этаж, выпорхнет из лифта, шагнет к двери и
остолбенеет, увидев его …
Да, она остолбенеет, эта сучка, потому что никак не ожидает
увидеть его здесь. И уж никак не ожидает мести! Думает, что ей все сошло с рук.
Только зря! Такие, как она, роскошные, самоуверенные, успешные, иногда получают
по заслугам. А уж ей, этой гадине, давно пора преподать урок!
Человек, не сдержав злорадного смешка, преодолел последнюю
ступеньку и, перебросив «браунинг» из одной руки в другую (на обеих были
вязаные перчатки), нырнул за стоявшую в фойе (а попросту на лестничной клетке)
кадку с пальмой. Он был не уверен, что стерва вернется скоро, но готов был
ждать сколько угодно, ведь месть, как известно, блюдо, которое поедают
холодным…
Часть I
День первый
Ева
Ева вышла из супермаркета и, поежившись от холода, быстро
направилась к своему джипу, забралась в просторный салон, поспешно скрываясь от
колючего зимнего ветра. Устроившись, швырнула на заднее сиденье пакет с покупками,
стряхнула с белокурых волос снежинки, аккуратно провела подушечками пальцев по
нижним векам, стирая несуществующие потеки туши, и затем посмотрела на себя в
зеркало. Как и следовало ожидать, отражение было безупречным – влагостойкий
макияж Евы Новицкой не могли испортить ни ветер, ни снег, ни мороз, а ее
красоту – ни недосып, ни похмелье, ни насморк (в данный момент она страдала от
всех этих напастей вместе взятых).
Одобрительно улыбнувшись своему отражению, Ева завела мотор.
Пока машина грелась, ее хозяйка поглядывала в окно, прикидывая, в каком
направлении двинуть, чтобы побыстрее выехать со стоянки супермаркета. После
осмотра периметра Ева пришла к неутешительному выводу – куда ни поверни, везде
пробки, а у шлагбаума очередь, как на границе с Литвой в дни забастовки
таможенников.
– Чертовы праздники! – выругалась Ева сквозь
зубы. – Все как с ума посходили! – Она долбанула кулаком по клаксону,
заметив, что какая-то идиотка прокатила нагруженную тележку в опасной близости
от хромированного бампера ее джипа. – Убила бы… – рыкнула она. И в
сердцах добавила: – Кто бы знал, как же я ненавижу Новый год!
Да, Ева на самом деле ненавидела Новый год. Как и Рождество,
и Пасху, и прочие семейные праздники. Когда народ носился по магазинам в
поисках подарков, ломал голову над тем, какое угощение приготовить, чтоб всех
удивить, украшал дома дурацкими гирляндами, она ходила раздраженная и злая,
презирая всех вокруг. Ее бесило общее лицемерие – Ева не верила, что все эти
люди, увешанные пакетами с бездарными подарками, скупающие елки, шампанское,
красители для яиц, искренне радуются приближению праздника, замирая от восторга
в его предвкушении, а не совершают привычный и обязательный ритуал. А сами
торжества… Разве могут семейные сборища за ломящимся от жратвы и выпивки столом
доставить удовольствие нормальному человеку? Только пьяницам, для кого праздник
– законный повод надраться, да вечно голодающим дурам, позволяющим себе
разговляться только на Новый год и Пасху, и еще престарелым тетушкам, коих
родственники так редко приглашают в гости, что в другое время трудно найти
слушателя, готового внимать рассказам на тему «А вот в наши годы…».
Представляя такие вот «праздники», Ева всякий раз
передергивалась и радовалась тому, что у нее нет семьи. Ей уже исполнилось
тридцать три, но она не обзавелась ни мужем, ни детьми, а с родственниками
отношений не поддерживала. Даже с близкими – отцом и братом, не говоря уже о
всяких двоюродных племянницах, тетях и дядях. Ни с теми, ни с другими Ева не
хотела иметь ничего общего! Особенно с отцом, старым бандюганом по кличке
Вульф, проведшим на зоне полжизни и передавшим свои дурные наклонности сыну.
Тот – милый мальчик Денис Новицкий, он же нежный пидорок Дусик, он же
несостоявшийся поп-стар Дэнис – едва не прибил приживалку своей бабки, Аньку
Железнову, за что загремел туда, откуда полжизни не вылезал его папаша.
Как говорится – яблоко от яблони… Видно, на генном уровне
Дусику передалась тяга к насилию. А как иначе? Воспитывала Дениску и Еву
(Ефросинью от рождения) бабка, которая с отцом, тюремным завсегдатаем, детям
видеться не позволяла, боясь как раз дурного влияния. И вот, поди ж ты, не
уберегла внучка! Хотя могла бы, если бы в юности из дома его не выгнала. А она
именно так и сделала! Как увидела Дусика, целующегося в подъезде с парнем, так
и вышвырнула его из квартиры и из своей жизни. Только из сердца долго
вышвырнуть не могла. Любила, но не прощала – Элеонора Новицкая, Евина бабка,
прощать не умела. И в этом Ева пошла в нее!
Ева все же выехала со стоянки, едва не протащив какой-то
«жигуль», мешавший ей. Но не успела набрать приличную скорость, как пришлось
остановиться на светофоре – по закону подлости красный загорелся сразу, как
только она к нему подкатила. Чтобы во время стоянки не видеть, как по тротуарам
носятся ополоумевшие от предновогодней суеты москвичи, а ряженные в Дедов
Морозов магазинные зазывалы заманивают идиотов несуществующими скидками и
бонусами, принялась красить губы. Пока ждала, когда загорится зеленый, к машине
то и дело подбегали попрошайки, пытаясь выклянчить у владелицы роскошного джипа
мелочь на хлебушек, лекарства, билет до дома, новый протез и так далее. На все
эти просьбы Ева отвечала полным равнодушием. Она никогда не подавала милостыню,
даже тем, кто явно в ней нуждался. Ее не трогали страдания обманутых
вкладчиков, нищих старух, безногих афганцев и голодающих в далекой Африке
детей. Ведь не зря ее величали «стервой» в глаза и «отпетой сукой» за глаза. Не
зря журналисты, обожающие описывать скандальные выходки известной певицы Евы
Шаховской, нарекли ее «ведьмой». И не зря мужики, все эти разномастные козлики,
с деньгами и без оных, из-за нее плакали, страдали, изнывали, пытались
покончить с собой…
Да, и такое было! Двое брошенных ею мужчин чуть не
отправились на тот свет (один резал вены, второй травился), обоих, правда,
спасли (первый взял тупую бритву, второй выпил до смешного мало таблеток), но
не это суть важно, главное – без нее они не хотели жить, а что не умерли, даже
хорошо: зачем ей ненужные угрызения совести, от них цвет лица портится…
Надо сказать, что сукой Ева была не всегда. Излишне
самоуверенной, слегка заносчивой, порой надменной, но не более чем остальные
красавицы, выросшие в отдельных арбатских квартирах и ни в чем не нуждающиеся.
Когда-то она даже плакала из-за мальчиков и комплексовала из-за своего
дурацкого имени. Но это было давно, классе в третьем. Потом уже мальчики
плакали из-за нее, а имя она поменяла, велев всем величать себя Евой…
