Горячая слеза выкатилась из уголка глаза и побежала по щеке.
Ева всхлипнула, но тут же опомнилась, яростно вытерла лицо и заставила себя
встать. Раздевшись, она направилась в кухню, где налила себе стакан перцовки,
который залпом выпила. Крепкий алкоголь тут же обжег желудок, и Ева
почувствовала тошноту. Несмотря на это, она налила себе еще, уже меньше, и,
прихватив сосиску, вернулась в холл ожидать приезда милиции, которую вызвала
сразу, как только Дусик умер.
Ждать пришлось недолго. Не успела Ева доесть сосиску, как в
коридоре раздался топот многочисленных ног. Услышав его через щель в незакрытой
двери, Ева затолкала остатки «трапезы» в рот и вышла на лестничною клетку.
Ментов было трое. Один очень юный, скорее всего, стажер.
Второй, напротив, пожилой, усталый, судя по мученической гримасе на постной
физиономии, предпенсионник. Третий среднего возраста, худощавый, невысокий, с
топорщившимися на макушке черными волосами и бармалейскими усами – по первому
впечатлению именно он был самым главным.
– Здас-с-с-сте, – процедил «главный», едва
взглянув на Еву. – Вы труп нашли?
Ева собралась ответить, но тут к ней подскочил стажер и
пропищал подростковым тенорком:
– Документики предъявите.
– Не надо пока никаких документиков, – отмахнулся
усатый. – Я эту даму знаю…
– Я тоже, – вякнул милиционерчик уже
фальцетом. – Это Ева Шаховская. Певица.
– Она же Ефросинья Эдуардовна Новицкая.
– Откуда вы знаете мое имя? – холодно спросила
Ева.
– Ну как же, Ефросинья Эдуардовна? Неужто вы меня не
помните? – Он с деланой обидой вздохнул. – Мы ж с вами не так давно
пересекались…
Ева внимательно посмотрела на усатого мента и тут же его
узнала.
– Вы тот следователь, что вел дело об убийстве моей
бабки, – несколько удивленно сказала Ева.
– Совершенно верно, – кивнул в ответ усатый
мент. – Майор Головин, Станислав Павлович, к вашим услугам.
– Охренеть! – закатила глаза Ева. – В московской
ментуре что, кроме вас, следователей нет?
– Почему же? Есть.
– Тогда какого черта приперлись именно вы? Опять вы?
Скажете, это совпадение? – Он неопределенно пожал плечами. – И
вообще, с каких пор следователи приезжают на место преступления вместе с
операми?
– По-разному приезжают, – мирно парировал
Головин. – Это у кого как получится… Иногда не получается вовсе. Тогда мы
полагаемся на составленные операми протоколы… – Неспешно говоря, он
осмотрел труп, затем обвел взглядом пол, на который натекла кровавая лужа,
стены, кадку с пальмой, что украшала холл. Взгляд его был цепок, предельно
внимателен, но говорил он по-прежнему о какой-то ерунде: – Хорошо тут у вас,
Ефросинья Эдуардовна. Красиво! А пальма какая замечательная. Живая аль как?
– Меня зовут Ева, – отрезала она. – Я давно
сменила имя и паспорт, так что документик вам мой понадобится… Предъявить?
– Сначала побеседуем.
– Надеюсь, не здесь?
– Конечно, нет. – Головин указал вытянутой ладонью
на дверь Евиной квартиры. – Пройдемте.
Ева вошла в квартиру первой, следователь за ней. Попав в
прихожую, он с интересом осмотрелся.
– Так вот, значит, какие хоромы вы у бабки
отобрали, – хмыкнул Головин, закончив таращиться на антикварную мебель и
картины на стенах. – Царское жилье, ничего не скажешь!
– Майор, вы долго будете ваньку валять? – зло
спросила Ева. – Допрашивайте меня скорее и валите отсюда. Я устала.
– Что так?
– Только сегодня вернулась с гастролей по Поволжью,
дома не была две недели, – соврала она – на самом деле в Москву она три
дня назад попала.
– А тут раз – и труп, да?
– Да, – сухо ответила Ева, решив умолчать о том,
что в момент ее прихода Дусик был еще жив. – Вопросы по существу будут?
– Давно вы с братом виделись?
– Давно.
– Сколько лет прошло?
– Два года, а то и больше.
– То есть вы хотите сказать, что после того, как Денис
Эдуардович освободился, вы не встречались?
– Именно это я и хочу сказать.
– Почему?
– Что почему?
– Почему не встречалась, брат как-никак?
Ева шумно выдохнула, всем своим видом давая понять, как ее
задолбали эти дурацкие вопросы, но все же ответила:
– Он не приходил, да и я встречи не искала.
– Не приходил? – переспросил Головин, наморщив
лоб.
– Нет.
– А вот ваша соседка, Амалия Федоровна, утверждает
обратное.
– Кто такая Амалия Федоровна?
– Та бабка, что на месте консьержа сидит.
– Генеральша Астахова? – Ева хмыкнула. – Не
знала, что ее Амалией зовут… Так что там она утверждает?
– Что брат не один раз к вам приходил!
– Может, он и приходил, но я с ним ни разу не
встречалась, – отрезала Ева.
– Это вы брата убили? – буднично спросил Головин.
– Что-о-о-о?
– Повторяю. Это вы…
– Я никого не убивала! – вскричала Ева, впервые
потеряв самообладание. – Вы что, сдурели, майор? Когда я вошла, он уже
был… – Она замолчала, шумно выдохнула, стараясь успокоиться, и через пару
секунд продолжила привычным ледяным тоном: – Вы думаете, я идиотка? Чтобы
грохнуть брата в собственном подъезде, это ж какой кретинкой надо быть! Ведь
ясно, что подозрение падет именно на меня!
– Напротив, Ефроси…
– Ева! Меня зовут Ева! Можно без отчества!
– Вот я и говорю, Ева, что считаю вас умнейшей
женщиной. – Головин подался вперед и, сощурив свои пронзительные зеленые
глаза, остро посмотрел на собеседницу. – И очень, очень хитрой. Вы похожи
на героиню Шэрон Стоун из «Основного инстинкта», которая, если вы помните,
сразу стала первой подозреваемой, но умудрилась избежать…
– Я смотрела этот фильм, не надо мне пересказывать его
содержание, – прорычала Ева, сдерживаясь из последних сил.
– Это хорошо, значит, вы и без меня помните, что
дамочка копировала описанные собой же убийства. Чикала мужичков ножичком, как в
детективчике, а потом говорила: ну я же не дура, чтобы убивать так же, как…
Головин собирался продолжить фразу, но тут в квартиру,
естественно, без стука, ввалился незнакомый Еве опер: тощий, длинный,
потрепанный, с лицом, измученным каждодневными возлияниями и тяжестью
ментовского бытия. С тоскливой физиономией он подошел к майору и молча
продемонстрировал короткоствольный пистолет, который держал двумя пальцами за
мушку.
