Уже в тринадцать Ева слыла первой красавицей школы. На нее
ходили смотреть старшеклассники, а ребята-одногодки дрались из-за ее портфеля.
Когда ей исполнилось четырнадцать, за ней стали ухаживать самые завидные
«женихи» школы, но Ева, внимающая бабушке, как царице небесной, не обращала на
них внимания.
«Будь приветлива, но холодна, – наставляла та внучку. –
Ты же не хочешь, чтобы они решили, будто ты легкая добыча. Флиртуй,
обнадеживай, но держи их на расстоянии. Всему свое время!»
В шестнадцать Ева решила, что время пришло – ей очень
понравился парень из соседнего двора: молодой человек с эффектной внешностью и
блестящими перспективами (на тот момент он перешел на четвертый курс МГУ). Они
гуляли по ночной Москве, обнимались за столиками кафе, целовались по-взрослому,
с языком. Ева так им увлеклась, что хотела отвадить остальных поклонников, но
тут опять вмешалась бабушка:
«Не надо никого отваживать! Пусть вьются вокруг тебя. Чем их
больше, тем лучше. Красивой женщине нужна свита и пара запасных вариантов!»
Ева, как всегда, послушалась, и правильно сделала, потому
что студент ей через месяц надоел, а ему надоели детские обжимания за
столиками, и они расстались. На место убывшего прибыла замена в лице
друзей-курсантов, и Ева опять почувствовала себя в своей стихии. Она
кокетничала, очаровывала, обнадеживала и ускользала, ускользала…
Ее любили, по ней сходили с ума. И причиной были не только
ее красота, ум, женственность, но и умение подать себя. В то время, когда все
девчонки щеголяли в джинсах с рваными коленками, в косухах, бейсболках, кедах,
обвешивались кожаными браслетами, шнурками, феньками, она носила исключительно
юбки, все элегантной длины до колена, модельные туфли, скромные золотые
украшения. Ева умеренно красилась, не начесывала волосы в стог, но умудрялась
быть модной. Ей подражали, фасоны ее платьев перерисовывали, чтобы заказать в
ателье подобные, но никому не удалось стать хоть чуть-чуть похожей на нее. Ни у
одной из девочек, включая дочерей дипломатов и внучек завмагов, не было такой
портнихи, как у Евы Новицкой, такого вкуса, как у Евы Новицкой, такого чутья,
как у Евы Новицкой, потому что у них не было такой бабушка, как у Евы…
Ева старалась во всем подражать Элеоноре. Она для нее была
воплощением идеальной женщины. Часами девушка рассматривала старые фотографии
бабушки и поражалась ее умению в любых обстоятельствах выглядеть
сногсшибательно. Даже на пикники Элеонора ездила не в спортивных штанах, на
фоне тренировочно-панамочных теток она в светлых бриджах, удобных туфельках на
низком каблуке, шляпке-канотье смотрелась, как герцогиня среди крестьянок…
Ранним утром, только встав с постели, Элеонора облачалась в элегантное домашнее
платье, шлепки на каблучке, подкрашивалась сразу после умывания, делала
прическу. Ни один мужчина не видел ее в бигуди, с маской на лице. «Есть леди,
которые выглядят, как шлюхи, – говорила Элеонора своей подружке Вете Голицыной,
когда та начинала над ней подсмеиваться. – А есть шлюхи, выглядящие, как
леди. Я из последних…» Ева эту фразу запомнила и взяла на вооружение.
…Первая кошка между бабушкой и внучкой пробежала в год,
когда Ева заканчивала школу. Несмотря на блестящие способности к математике и
языкам, девушка не собиралась поступать в институт (ее идеал – бабка высшего
образования не имела, значит, ей это тоже не обязательно), но Элеонора
настаивала. «Сейчас не те времена, чтобы без профессии оставаться – неразбериха,
бардак, никакой стабильности, – втолковывала она Еве. – Да и мужик
уже не тот, сам норовит бабе на шею сесть. Учись, пока бесплатно в вузы
принимают, через пару годков только за деньги будут…»
Ева сделала вид, что вняла уговорам, а сама решила так: пока
сдаю выпускные экзамены, ищу богатенького мужичка, за которого по-быстрому
выхожу замуж, живу с ним пару лет, потом развожусь, меняю его квартиру, продаю
свою часть и с деньгами возвращаюсь на Арбат под крылышко любимой бабули.
Сомнений в том, что кандидат в супруги найдется так быстро, как она пожелает, у
Евы не было – к ней мужики липли, словно мухи. А уж женить на себе прилипшего
ей казалось делом плевым. Влюбить в себя, очаровать, раззадорить, а когда он
будет умирать от желания ею обладать, заявить, что она девственница и
намеревается лишаться невинности только после свадьбы… И куда он после этого
денется? Женится, естественно, женится как миленький…
Все-таки здорово, думала Ева, что бабушка втолковала ей,
какой ценный товар девичья честь. «Храни девственность до замужества, –
всегда говорила Элеонора. – Супруг это оценит… при разводе…» И Ева
хранила! Однако лишилась ее не с мужем (она ни разу не регистрировала свои
отношения) и не с любимым, а с каким-то алкашом-авангардистом, который писал ее
портрет в стиле «ню»…
Но произошло это не в выпускное лето, а чуть позже… После
того как бабушка из кумира превратилась в тайного врага! А случилось это так…
Ева, не нашедшая достойного жениха до начала июля (именно
тогда все ее одноклассники ринулись подавать документы для поступления в вузы),
решила попытать удачи на ниве творчества, то есть поступить в ГИТИС на
актерский факультет. Профессия хорошая, достойная такой красавицы, а главное,
не требующая, как Еве казалось, больших физических затрат: вышла, нарядная, к
камере, покривлялась – и спи, отдыхай… С этими мыслями Ева отнесла документы в
институт. Ее не смутил тот факт, что она совершенно не подготовлена, не испугал
конкурс (тридцать человек на место), а мыслей о своей бесталанности она и не
допускала.
Первый отборочный тур Ева прошла со скрипом. Спасла ее
только красота, не оставившая равнодушным председателя комиссии. Однако всем, в
том числе и абитуриентке, стало ясно – после второго тура ее отсеют. С этой
бедой Ева побежала к бабушке. Элеонора, презиравшая неудачников, велела внучке
«кровь из носу» поступить, а в помощь выделила одного из своих многочисленных
поклонников – политического комментатора Баумана Андрона Евгеньевича,
окончившего некогда театральный институт. Пятидесятитрехлетний Андрон был хорош
собой, воспитан, интеллигентен, сексуален, умел прекрасно выглядеть и складно
говорить. Он имел жену, официальную любовницу, кучу поклонниц, но это не мешало
ему страдать по Элеоноре Новицкой. Ей в ту пору перевалило за семьдесят, и
время уже оставило печать на ее лице в виде морщинок, однако она нисколько не
подурнела, казалось, годы только красят ее. Несмотря на то что Элеонора никогда
не делала пластики, выглядела она прекрасно: не на сорок пять, как многие
поклонницы эстетической хирургии, а на пятьдесят семь. Ухаживала она за собой
истово: каждый день делала гимнастику, маски из целого продуктового набора
(огурцы, клубника, мед, тертый картофель – чего она только не мазала на лицо),
протирала кожу льдом, много спала, пила только сухое красное вино. В результате
имела девичью фигуру и моложавое лицо. А магнетизм и очарование, как известно,
с возрастом не испаряются, поэтому мужчины по-прежнему обожали ее.
Андрон Бауман был одним из многих, но для Евы стал
единственным.
Она влюбилась в него на первом же занятии. Он читал ей
стихотворение, показывая, как это надо делать, а она слушала и таяла. Он
признавался в любви какой-то незнакомке от лица поэта Есенина, а Еве казалось,
что он, Андрон Бауман, изливает ей свою душу. К концу занятия Ева увязла в
своем чувстве по макушку.
