– Я что, одна пить буду? Нет, так дело не
пойдет! – Она игриво шлепнула Моисеева по руке: – Петр, вы обязаны
составить мне компанию, вы же мой адвокат…
– Может, ему еще и в тюрьму с тобой сесть? –
мрачно пошутил Вульф.
– А я туда не собираюсь…
– Я тоже не собирался. Но трижды побывал.
– Просто у тебя не было такого талантливого адвоката,
как у меня! – Она чарующе улыбнулась Моисееву, очень напоминая в эти
минуты свою бабку.
– За комплимент спасибо, – сдержанно улыбнулся
Петр. – Но пить я не буду, мне за руль садиться, а я и так пригубил виски…
– Какие мы законопослушные, – закатила глаза Ева
и, переключив внимание на Бердника, предложила: – Ну а вы, Александр Глебович,
не откажете даме? Выпьете с ней бокал вина?
– Вам невозможно отказать, Ева, – откликнулся
тот. – Тем более что вы так похожи на бабушку… – Он взял ее руку и
поцеловал весьма пылко. – Только вина мы пить не будем, а закажем
шампанского…
Эдуард Петрович едва сдержался, чтобы не засмеяться. Ему
казалось, что Евины ужимки и прыжки так смешны и нарочиты, а ее намерения столь
очевидны, что ни один здравомыслящий мужчина на них не поведется, а вот поди ж
ты, находятся идиоты, готовые добровольно прыгнуть в пасть этой хищницы…
Тем временем принесли напитки и первый заказ – тарелочку
оливок для Новицкого и вазочку красной зернистой икры для Евы с Бердником.
Официант разлил «Кристалл» по фужерам, сок по стаканам и удалился.
– Ну что, Ева, – обратился к девушке Бердник,
подняв свой фужер, – помянем вашего брата?
– Дусика мы уже в машине помянули. И давайте больше не
будем о грустном… Предлагаю выпить за «Славу»! – Она приблизила свой фужер
с нелюбимым ею шампанским к фужеру Бердника. – И за то, чтобы он нашелся
как можно быстрее.
– Согласен! – Он чокнулся с ней, отпил
немного. – Тем более что у меня есть к вам предложение, связанное со
«Славой»…
– Ко мне?
– Ко всем вам. – Бердник перевел взгляд с Евы на
Эдуарда Петровича, затем на Петра. – Как я понимаю, на камень претендуете
не только вы, но и Эдуард Петрович, и брат Элеоноры Сергей Отрадов, и его дочь
Анна, которую сейчас представляет господин Моисеев…
Тут Петр встрепенулся и выдал следующее:
– Вообще-то единственной своей наследницей Элеонора
Георгиевна сделала именно Анну, поэтому, смею предположить, что и «Слава»
станет ее собственностью…
– Это мы еще посмотрим, – процедила Ева, обдав
адвоката холодком.
– Тут и смотреть нечего, – пожал он
плечами. – Фамильное колье завещано Ане, значит, и…
– Вот именно, что колье, а насчет «Славы» в завещании
не было ни слова. Так что не торопитесь женушку обнадеживать… – Она ехидно
улыбнулась. – И сами не обольщайтесь!
– Давайте не будем делить шкуру неубитого
медведя, – встрял Вульф. – Тем более что камень мы можем так и не
найти, уж больно подсказка невнятная… – Ева подняла руку, желая прервать
отца и сказать еще что-то, но Новицкий отмахнулся от нее и обратился к Берднику
с вопросом: – А что вы, уважаемый Александр Глебович, хотели нам предложить?
Вас так невежливо перебили…
– Я хочу купить у вас «Славу», – ответил
он. – У любого из вас. Мне не важно, кто завладеет камнем и законным ли
путем. С Денисом у нас была договоренность, но он погиб, и теперь я делаю
предложение вам. – Бердник вновь обвел всех взглядом, но на сей раз более
цепким. – Могу я надеяться на то, что вы примете мое предложение?
Вульф пожал плечами – он пока не думал, как поступит со
«Славой», если завладеет им. Ева, судя по всему, только об этом и думала и все
уже решила (Новицкий был уверен, что дочь намерена оставить камень себе), но
делиться своими мыслями с остальными не стала – скорчила неопределенную
гримаску и принялась за шампанское. Ответил Берднику только Петр:
– Я передам ваше предложение своей жене. Более того, я
постараюсь уговорить ее принять его. Мне не хотелось бы, чтобы Аня владела
такой кошмарно дорогой вещью, это небезопасно и очень хлопотно… – Он
испытующе посмотрел на Бердника. – Кстати, вы в курсе того, что «Слава»
стоит просто немыслимых денег? Кажется, речь идет о сотне миллионов…
– Я готов заплатить за него двести пятьдесят
миллионов, – спокойно сказал он.
– Ничего себе! – присвистнула Ева, которая,
видимо, даже не предполагала, что цена бриллианта настолько огромна. – И у
вас есть такая сумма?
– У меня есть гораздо больше. Я, конечно, не
новорусский олигарх, но могу назвать себя достаточно богатым человеком.
– И не жаль вам расставаться с такой суммой? –
поинтересовался Вульф, который сам никогда бы не отдал четверть миллиарда за
бриллиант, хотя его благосостояние от этого не пошатнулось бы. – Вы что,
коллекционер драгоценных камней? Или вам это для понтов надо?
– Ни то, ни другое. Я хочу подарить «Славу» своей
единственной дочери Катерине в качестве предсвадебного презента. Дело в том,
что моя девочка не очень удачлива в жизни. Особенно личной. Ей катастрофически
не везет с мужчинами. Все ее избранники оказывались подлецами, использовавшими
ее в корыстных целях. Она трижды была помолвлена, но ни разу не вышла замуж –
свадьбы срывались буквально за месяц до назначенной даты. Сейчас она собирается
под венец в четвертый раз, но я боюсь, как бы не повторилась всегдашняя
история… Я очень люблю свою дочь, но ничем не могу ей помочь – счастье, как
известно, не продается за деньги. Единственное, что в моих силах, это подарить
ей талисман, приносящий удачу. Если верить легенде, ваш бриллиант как раз из
таких…
– Вы верите в легенды?
– А что мне остается? – Бердник тяжко
вздохнул. – Катя уже не юна – ей тридцать семь – и не очень здорова, но
все тянет с рождением детей, мечтая завести их только в законном браке, чтобы у
ребятишек была полноценная семья… – Бердник залпом выпил шампанское и
нервно отставил пустой фужер. – Если не состоится и эта свадьба, я просто
не доживу до внуков. Мне семьдесят один, и у меня больное сердце…
Вульф посмотрел на Бердника с сочувствием и про себя решил,
что если, завладев «Славой», надумает его продать, то предложит камень именно
Александру Глебовичу. Хотя Новицкий все больше склонялся к тому, чтоб оставить
камешек себе. Во-первых, это фамильная ценность и должна оставаться в семье,
во-вторых, отличное вложение капитала – коль за него сейчас дают двести
пятьдесят «лимонов», то лет через пятьдесят предложат все триста! По миллиону
за каждый год «выдержки», разве плохо?
Пока Новицкий прокручивал эти мысли в голове, Ева выдула еще
пару фужеров и заказала очередную бутылку шампанского. К тому времени как раз
принесли заказ, и все принялись за еду, ведя за обедом оживленную беседу. О
«Славе» больше не было сказано ни слова, но Эдуард Петрович был на все сто
уверен, что мысли всех присутствующих заняты именно им.
