– Вы машину тут оставите? – подал голос Петр.
– Что?
– Свой джип оставите у ресторана до завтра или пришлете
кого за ним?
– Зачем? Я поеду на нем домой.
– Сейчас?
– Да, а что?
– Но вы пьяны!
– Не преувеличивайте, – хихикнула она, игриво
пощекотав его ладонь. От этого легкого прикосновения он дернулся, как от удара
током, и быстро водрузил руки на руль, чтобы избежать повторения. – Я
немного захмелела, но до дома добраться смогу… – Ева икнула (только теперь
намеренно) и, прикрыв рот ладошкой, сказала: – Извините еще раз.
– За руль я вам в таком виде сесть не позволю, –
строго сказал Петр. – Это недопустимо – водить машину в подпитии. –
Он протянул руку к ремню безопасности, собираясь пристегнуть Еву, но,
наткнувшись локтем на полушарие ее груди, передумал и просто отдал команду: –
Пристегнитесь, я вас отвезу.
– Как это мило, – промурлыкала Ева. – Спасибо
вам огромное…
Он сухо кивнул и, включив зажигание, тронул машину с места.
Пока ехали, Ева сидела смирно, делая вид, что дремлет
(усыпляла бдительность «жертвы»). Когда же машина, въехав во двор ее дома,
затормозила, она начала действовать: изобразила пробуждение, потянулась и,
положив руку Петру на бедро, вкрадчиво спросила:
– Не подниметесь ко мне?
– Зачем? – как-то уж очень нервно спросил он, но
ее руку не тронул.
– Я напою вас изумительным кофе.
– Спасибо, не надо. – И только теперь он убрал
Евину кисть со своего бедра. – К тому же у меня нет времени…
Ева вернула руку на прежнее место, но тут же переместила ее
выше, ближе к его паху, и едва слышно сказала Петру на ухо:
– Если так, то мы сделаем это по-быстрому… – Она
обняла его второй рукой, прижалась грудью к плечу, а губами к шее и, щекоча
кожу дыханием, прошептала: – Мы же оба этого хотим, так зачем себя мучить?
– Вы о чем, Ева?
– Конечно, о кофе…
Ева отбросила полу его дубленки, чтобы не мешалась, и
заскользила руками по его телу. Губы ее касались мочек его ушей и нежной кожи
за ними. Петр при каждом их прикосновении дергался, пытаясь отстраниться, но
Ева была настойчива. Вместо того чтобы оставить адвоката в покое, она все жарче
его целовала. Рука ее, перестав блуждать по телу Петра, нашла его пах и
легонько сжала появившуюся выпуклость. Моисеев возбужденно застонал, но
сопротивления не прекратил – стряхнул Евину ладонь со своей ширинки и увернулся
от горячего языка, устремленного к ушной раковине…
– Хочу тебя, – задыхаясь, вымолвила Ева, которую
на самом деле трясло от желания. – Давай прямо тут – я не могу больше
терпеть…
Она рванула молнию на его брюках и запустила руку внутрь.
Петр сделал последнюю попытку вырваться, но Ева буквально придавила его своим
телом, не давая ему ни двигаться, ни даже дышать. Рука нашла то, что искала.
Влажный рот, раскрывшись, приблизился к его сжатым губам. Язык раздвинул их и
проник внутрь…
Петр напрягся и замер. Секунду он сидел неподвижный, как
кукла. Безвольная кукла, позволяющая делать с собой все, что хочет хозяйка, но
не чувствуя при этом ничего. Но вдруг он ожил и…
Припал к Евиным губам, отвечая на ее поцелуй с жадностью и
нетерпением умирающего от желания человека. «Ну вот и все! Теперь ты мой!» –
подумала Ева с торжеством и, сорвав с себя шубу, перебралась к нему на колени.
Аня
Аня резко поднялась с кровати и стала озираться по сторонам,
ища глазами мужа. Вчера она так и не дождалась его – уснула, да так крепко, что
не пробудилась даже ночью, когда он вернулся. Интересно, во сколько он пришел?
Она задремала в полночь, а Петра еще не было…
Стряхнув с себя остатки сна, Аня направилась в ванную,
думая, что муж там. Но там его не оказалось! Зато в воздухе витал запах его
туалетной воды, а щетина зубной щетки оказалась влажной. Покинув ванную, Аня
заспешила в кухню. Обычно она кормила мужа завтраком, но если не могла
проснуться поутру, Петр ее не тревожил, а готовил овсянку с тостами сам
(прислуги в их доме не было – Аня согласилась только на приходящую уборщицу).
Но и в кухне она его не застала. Там были только кошки, дожирающие рыбьи
хвосты, да дожевывающий домашнюю туфлю хозяйки пес Данилка. Аня метнула взгляд
в раковину, обнаружила там грязную тарелку и чашку, измазанную кофейной гущей.
Значит, Петр уже поел. Умылся, побрился, поел и… Она выглянула в прихожую и, не
найдя на вешалке дубленки, констатировала – ушел на работу.
Аня посмотрела на часы: одиннадцать. Ничего себе она
поспала! Понятно теперь, почему она не застала мужа – он из дома в половине
девятого выходит. Аня включила чайник и стала готовить себе кофе и горячие
бутерброды. Сегодня ее не тошнило, и есть хотелось ужасно. Сварганив то ли
поздний завтрак, то ли ранний обед, она быстро слопала его и направилась в
комнату отца, надеясь застать хотя бы его. Но Сергея тоже не было в квартире!
Как и Марка. Мужчины оставили ее в компании прожорливой стаи животных.
Заглушив приступ нарастающей обиды, Аня вернулась в кухню и
стала готовить любимый отцовский борщ, который вдруг очень захотела сама. За
этим делом ее и застал Сергей.
– Привет, – поздоровался он с дочерью, буквально
влетев в кухню и брякнув на стол полные сумки. – А вот и я!
– Ты где был?
– Возил Марка в больницу. Решил на всякий случай
показать его врачам – вчера у него голова болела, вдруг, думаю, сотрясение…
Выглянув в прихожую и не увидев там Суханского, Аня
обеспокоенно спросила:
– Его положили в больницу?
– Нет, у Марка все нормально, никакого сотрясения, а
ссадина быстро заживает.
– Тогда где он?
– Поехал в свой отель за вещами – я велел ему
переезжать сюда. Тут охрана надежнее.
Аня одобрительно кивнула, но тут, учуяв запах цитрусовых, от
которых ее как-то резко стало воротить, сморщила нос:
– Что у тебя в сумке?
– Мандарины. – Отец достал пакет, битком набитый тугими
ярко-оранжевыми плодами, и высыпал их прямо на стол. – Хочешь?
– Нет, спасибо.
– Не любишь?
– Обожаю. Но сейчас меня от их запаха мутит. – Она
передернулась. – А еще от цветочного. Кошмар, правда?
– Почему? Норма??ьное явление при токсикозе.
– Папа, я же флорист, как я буду работать?
– Не будешь, – пожал он плечами, сгребая мандарины
в пакет и убирая подальше от Аниного носа. – Петр тебя прокормит.
– Кстати, ты застал его сегодня?
– Да, мы вместе выходили из дома. Он очень торопился…
– Во сколько он вчера вернулся, не знаешь?
