– Успокойтесь, Ева, и расскажите все толком. Что вам
предъявили? Предумышленное убийство?
– Двойное!
– Что-о-о?
– Они думают, что я и портниху убила! Я была у нее
дома…
– Когда?
– Сегодня…
– Когда вы все успели?
– Поехала сразу после того, как мы с вами… – Она
запнулась.
– Я понял, дальше!
– Вошла в квартиру, увидела ее мертвую, но не стала
вызывать милицию – убежала… – Теперь стало совершенно ясно, что она
плачет. – Но там мои отпечатки! Я трогала кое-что, а протереть не
догадалась…
Петр не понял, об убийстве какого человека идет речь, но
уточнять это сейчас не было смысла, поэтому он крикнул:
– Еду! – И, бросив трубку на рычаг, бегом
направился в кабинет, чтобы одеться.
Аня
Было начало одиннадцатого, когда Петр вернулся. Аня,
заслышав звук открывающегося замка, выскочила в прихожую, чтобы встретить мужа.
Вместе с ней к двери подлетел Данилка, а вот кошки остались с дремавшим в
гостиной Сергеем – Юнона лежала на его животе, а Авось под мышкой, и оба
мурлыкали так, что их слышал даже уединившийся в своей спальне Марк.
Едва Петр показался на пороге квартиры, как Аня с Данилкой
кинулись к нему целоваться. Первым успел дотянуться до любимого лица пес.
Облизав Петра и радостно облаяв, Даня унесся в кухню, понимая, что сейчас будут
кормить хозяина, а значит, и ему перепадет. Когда лохматая собачья попа исчезла
из виду, к мужу подошла Аня, но ей Петр позволил лишь мазнуть себя губами по
щеке, после чего отстранился со словами:
– Мне срочно нужно сполоснуться. Я грязный и потный, от
меня воняет.
– Ты что, вагоны разгружал? – протянула Аня
удивленно и немного обиженно.
– Нет, торчал в следственном изоляторе. – Он
отодвинул ее с дороги и заторопился в ванную, срывая с себя пиджак и
галстук. – Сделай мне, пожалуйста, омлет, я ужасно голоден, – крикнул
Петр, закрывая за собой дверь.
Ане ничего не осталось, как пойти в кухню.
Омлет она приготовила быстро. А так как Петр к тому времени
еще не вышел из душа, сварганила и салатик. Накрыв на стол, она присела на
диванчик и стала ждать мужа.
Он явился в кухню спустя четверть часа. Влажный, румяный, в
набедренной повязке из махрового полотенца. В руках Петр держал рубашку,
которую швырнул на стиральную машинку сразу, как вошел.
– Ужин готов, – сказала Аня, вставая, чтобы подать
забытый в холодильнике сок.
– Будешь со мной? – спросил Петр,
усаживаясь. – А то я один столько не съем.
– Ты говорил, что ужасно голоден…
– Ну не настолько же, чтобы слопать сразу пять яиц и
таз салата! – Он закинул в рот большущий кусок омлета, такой же сунул в
пасть Данилки.
– Вы и без меня справитесь, – усмехнулась Аня,
ставая перед мужем графин с персиковым соком.
Когда она склонилась к нему, ее шелковый халатик распахнулся
на груди. Так всегда происходило, потому что материал был очень легким и
подвижным, но обычно Петр спокойно реагировал на незапланированный стриптиз.
Сегодня же его будто подменили! Стоило только Аниной груди мелькнуть в вырезе,
как он бросил вилку и, схватив жену за бедра, усадил к себе на колени. Он
рывком распахнул на ней халат и стал жадно ее целовать. Руки Петра блуждали по
Аниному телу, забираясь под подол и сдавливая ягодицы. Аня, не ожидавшая такого
напора, растерянно засмеялась:
– Ты чего это? – И попыталась оторваться от него,
чтобы переставить тарелку с омлетом – она грозила вот-вот упасть.
– Я хочу тебя, – хрипло сказал Петр, еще теснее
прижимаясь к ней.
– Не здесь, Петя, – запротестовала Аня, хотя у
самой голова кружилась от желания – никогда муж не набрасывался на нее так,
предпочитая спокойный секс в супружеской постели, и эта его необузданность
завела ее больше долгих прелюдий. – Папа или Марк могут войти…
Петр, не слушая Аню, взял ее на руки и усадил на стол.
Тарелка, задетая Аней, упала на пол и раскололась надвое. Но это Петра
нисколько не охладило, казалось, он вообще не заметил ее падения.
– Петя, пошли в спальню, – пролепетала Аня. –
Мы не одни в квартире…
На этот раз ее слова дошли до Петра. Подхватив Аню под
колени, он снял ее со столешницы и, не переставая целовать, понес в спальню.
Там Петр бросил ее на кровать и упал сверху. Полотенце было сорвано еще на
подходе, халат тоже, и они обвили друг друга руками и ногами.
– Я хочу тебя, – повторил Петр.
Аня хотела сказать то же самое, но не смогла это выговорить
– постеснялась. Она порывисто схватила его ладонь, поднесла к губам, чтобы
поцеловать, но так и замерла с приоткрытым ртом…
Рука Петра пахла женскими духами. Тело пахло гелем для душа,
волосы шампунем, а рука, та самая, в которой он пять минут назад держал свою
рубашку, пахла чужими духами – не Аниными! Она пользовалась легкой,
ненавязчивой туалетной водой, оставляющей на теле не столько запах, сколько
намек на него. Духи, которыми пахла рука Петра, были совсем другого рода.
Агрессивные, душные, необычные: с легким привкусом корицы и перца, такими не
всякая станет душиться…
Да и не всякой бы они подошли! Подобные ароматы мало кому
идут – слишком смелые, слишком хищные…
И тут в Анином мозгу, как шаровая молния, пронеслась мысль:
«Я знаю, кому они подошли бы идеально – Еве!» И все померкло перед глазами,
будто началась гроза и тучи заволокли все вокруг…
От рубашки ее мужа пахло Евиными духами! Ева находилась в
такой близости от Петра, что он весь пропитался ими, поэтому и в ванную сразу
побежал, поэтому и рубашку в стирку швырнул… А потом накинулся на жену прямо в
кухне, хотя никогда этого не делал, и сказал то, чего никогда не говорил: «Я
хочу тебя!»
Только хотел он не ее, а Еву! Ее он представлял, лаская Аню,
о ней мечтал, ее целуя!
Аня уперлась руками в грудь Петра и с силой оттолкнула его.
Тот решил, что ей стало тяжело под ним, и приподнялся на локтях. Аня тут же
выскользнула из-под мужа, сползла с кровати, подхватила халат и завернулась в
него.
– Ты чего? – не понял Петр.
– Ничего, – отрезала она, тайком утирая
выступившие в уголках глаз слезы.
– Тогда не дури и иди сюда… – Петр потянулся к
Ане, чтобы привлечь ее к себе, но она отшатнулась. – Да что с тобой
такое? – воскликнул он раздраженно. – Предменструальный синдром или
просто заскок?
И так грубо это прозвучало, что Аня болезненно поморщилась.
Она с детства испытывала физические страдания, сталкиваясь с хамством.
– Ну что ты молчишь? – не отставал Петр. –
Скажи мне, что я сделал не так, почему ты от меня шарахаешься…
