Аня ничего говорить не стала. Она молча подошла к Петру,
взяла его «заклейменную» запахом руку и сунула ему под нос. После этого
развернулась и вышла из спальни, не слушая окриков мужа.
В ту ночь она туда так и не вернулась. Впервые она легла
отдельно от Петра и проспала на кушетке в кабинете до утра.
Часть III
День четвертый
Аня
Аню сильно тошнило. Так тошнило, что она не смогла закончить
завтрак – бросила недоеденный бутерброд и побежала в туалет. Там ее вырвало, и
сразу стало легче. Умывшись, Аня вернулась в кухню, но есть не стала: отдала
остатки завтрака Данилке, а для спящих мужчин стала готовить блины.
Было около восьми, когда проснулся первый представитель
сильной половины, им оказался Марк.
– Доброе утро, – поздоровался он с Аней, входя в
кухню. – Как изумительно у вас тут пахнет…
– Здравствуйте, Марк, – поприветствовала его
Аня. – Будете завтракать? Я блины испекла. Хотите, со сгущенкой, хотите –
с творогом.
– Нет, благодарю, я по утрам не ем.
– По-моему, вы и по вечерам не едите, – заметила
она, вспомнив, как скуден был его вчерашний ужин.
– Стараюсь себя ограничивать. – Марк похлопал себя
по мягкому животу. – Иначе расплывусь до устрашающих размеров.
– Тогда могу предложить вам кофе или чай.
– Я выпью простой воды. Это очень полезно – выпивать на
голодный желудок стакан холодной воды. Лучше не кипяченой, а просто
очищенной. – Марк взял кружку, подставил ее под кран «Аквафора» и нацедил
себе ровно двести пятьдесят миллилитров. – Кстати, где остальные?
– Все спят.
– И Петр?
– Да, сегодня же воскресенье. У него выходной. Вот он и
отсыпается.
Она произнесла это скороговоркой, стараясь не смотреть на
Марка, чтоб не выдать себя. Она не могла показать гостю, что в их семье разлад.
Суханский если и заметил ее смущение, то виду не подал: прихлебывая из кружки,
он подошел к окну, выглянул на улицу, где вовсю светило солнце, а обледенелые
ветки деревьев сверкали драгоценным бриллиантовым огнем. Аня, когда раздвигала
шторы, налюбоваться этим видом не могла – так было красиво и празднично, Марк
тоже не остался равнодушным к погожему предпраздничному утру.
– Погода замечательная, – сказал он, довольно
щурясь на солнце. – Как раз для Нового года подходящая!
– Вы помните, что он уже завтра? – спросила Аня,
которая сегодня с какой-то детской обидой обнаружила, что праздник почти
наступил, а она со всеми этими заботами и переживаниями не ощутила его
приближения. – Даже не верится, правда?
– Я, Анечка, к Новому году равнодушен. Не жду его и
редко справляю. Могу и уснуть, не дождавшись боя курантов.
– А я с детства обожаю Новый год. Больше других
праздников, даже больше дня рождения. А все из-за елки! – Она убрала
сковородку с огня, присела на кончик табурета и стала вспоминать: – Вы,
наверное, не знаете, что я выросла в коммуналке. В тесной комнатушке, бывшей до
революции выходом на черную лестницу. В ней всегда стояли темнота (слепое
окошко под потолком света почти не пропускало) и сырость, а с кухни шла гарь… В
общем, ужасное место. Угнетающее! Но главное – очень неудобное: длинное и
узкое, в нем ничего не помещалось. Я, например, спала в шкафу, ибо не было
другого способа отгородить мое спальное место от ложа моей приемной матери и ее
сменяющих друг друга любовников. Поэтому, когда соседи ставили в своих комнатах
елки, я тихо им завидовала. Мне тоже хотелось, чтоб в нашей комнатушке стояла
ель, живая, пахнущая смолой, в шарах и гирляндах, но нам некуда было ее
поставить, хоть бы и маленькую, – у нас даже подоконника не было… И вот
однажды за пару дней до праздника (я тогда ходила в первый класс) я сидела в
своем шкафу и грустила из-за того, что еще один Новый год пройдет бездарно: не
будет ни елки, ни гирлянд, ни мишуры, и так мне от этого стало тоскливо, что я
схватила пальтишко и побежала на улицу, чтобы найти Деда Мороза и попросить у
него исполнить мое скромное желание… – Аня грустно улыбнулась. – И я
нашла его! Пьяненького дядьку со съехавшей набок ватной бородой. Он возвращался
с «халтурки» в красном халате, под которым виднелась олимпийка. Но я так ему
обрадовалась, что приняла за настоящего. Подлетела и давай сбивчиво объяснять,
что мне хотелось бы получить на Новый год. Он, естественно, ошалел от такого
напора, но выслушал меня, а чтоб поскорее от дурехи отделаться, сказал, что
желание мое исполнит. И я, как на крыльях, полетела домой и…
– И? – спросил Марк заинтересованно.
– Он действительно исполнил!
– Мать купила маленькую елочку и поставила ее в ваш
шкаф?
– Лучше! Ее поставили у кинотеатра, что находился по
соседству с нашим домом. Никогда раньше там елки не было, а тут… – Аня не
сдержала радостного смеха, вспомнив тот день. – Огромная, с красной
звездой на макушке и мигающими гирляндами, она переливалась всю ночь напролет,
озаряя нашу комнатку разноцветными огоньками! А когда я вставала на стул возле
окна, то могла видеть ее очень близко, различать каждую игрушку, и у меня
создавалось впечатление, что елка стоит не на улице, а в моей комнате… В общем,
чудо свершилось! И что самое интересное: ни разу больше у кинотеатра елку не
ставили – только в тот год. Но этого раза было достаточно, чтобы я поверила в
чудеса и полюбила Новый год.
– И сейчас все еще в чудо верите?
– Верю.
– Тогда не грустите, – сказал Марк, по-дружески
потрепав ее по плечу. – Все у вас наладится. У людей, которые могут
добиться чудес от фальшивых Дедов Морозов, черные полосы не длятся долго…
Аня хотела поблагодарить его за добрые слова, но тут из
прихожей послышались голоса мужа и отца, и пришлось выглянуть туда, чтобы
узнать, на какую тему ведется беседа.
– Почему же вы не упомянули об этом при даче
показаний? – спрашивал у Сергея Петр, недовольно хмуря брови.
– Откуда я мог знать, что бежала не соседка? –
бурчал в ответ Отрадов. – Я ж не видел лица женщины и никак не мог
предположить, что это Ева…
– Вы взрослый человек, Сергей Георгиевич, вы должны
понимать, что, когда речь идет об убийстве, важна каждая мелочь! – все
больше кипятился Петр.
– Нет, ты что взъелся на меня? Если это так важно, я
съезжу в милицию и дам новые показания…
– Но она уже в «обезьяннике», понимаете? Сидит там с
какими-то проститутками и бомжихами, и я ничего не смог сделать, чтобы ее
перевели в отдельную камеру – изолятор переполнен!
Аня слушала эту перепалку и не понимала, о ком они говорят.
А еще ей не нравился тон, которым Петр позволяет себе разговаривать с ее отцом.
Именно поэтому, а не из-за непрошедшей обиды, Аня вышла из кухни и холодно
спросила у мужа:
