– Может, он доску выломал?
– У меня это не получилось – они довольно крепкие.
– Эдуард Петрович, – обратился к боссу
Саня. – Давайте я машину подгоню прямо к сараю. Она бронированная, и нам
ничего не угрожает…
Новицкий предложение одобрил, и спустя минуту «Мерседес»
стоял у самой двери сарая. Саня осторожно высунулся из машины и потянул
задвижку.
Дверь открылась. Ожидаемых выстрелов не последовало. Но
Суханский был внутри. Сидел на ящике в углу сарая, опустив голову на грудь и
вытянув руки вдоль туловища. «Браунинг» валялся поодаль. Услышав шаги, Марк
даже не попытался его поднять. Он вообще не пошевелился, только криво
усмехнулся… А потом вдруг совершенно по-идиотски хихикнул! Аня, услышав его дикий
смешок, поежилась.
– Сиди тут, – скомандовал Вульф, выходя из машины.
Сергей, успокаивающе похлопав дочь по плечу, тоже покинул
салон. И они вдвоем направились в сарай. Аня, помешкав, последовала за ними,
но, едва переступив порог, остановилась. В углу, там, где стояла пирамида из
ржавых ведер, она заметила осколки стекла, а чуть поодаль обломки игрушечного
домика. Аня присела рядом с останками Полиной игрушки и зачем-то стала
подбирать их. Пока она это делала, Вульф с Сергеем подошли к Марку. Аня опасливо
покосилась на него, но, убедившись в том, что он по-прежнему недвижим,
вернулась к своему занятию. Она успела собрать почти все кусочки некогда
симпатичной безделушки, когда отец окликнул ее:
– Аня, смотри! – и, подняв валяющийся прямо под
ногами Марка кусок синего стекла, бросил ей.
– Что это? – спросила она, подбирая его.
– Это «Слава»! – ответил Сергей, а Марк эхом
повторил за ним «Слава, слава…» и вновь хохотнул.
– Папа, что с ним? – прошептала Аня, указав
подбородком на раскачивающегося в такт повторяемому слову Суханского. –
По-моему, он тронулся умом…
– Похоже на то, – согласился Сергей. – А все
из-за него! – Он ткнул пальцем в стекляшку, которую Аня держала в
руке. – Из-за «Славы»…
– Пап, ты ошибаешься, это не бриллиант! –
парировала Аня. – Корунд какой-нибудь в лучшем случае…
– Знаю. Но вы с Марком именно этот корунд приняли за
«Славу».
– Так это он был внутри игрушечного домика? – Она
удивленно захлопала глазами и пробормотала: – Ничего не понимаю…
Сергей подошел к дочери, помог ей подняться и вывел из
сарая. Когда они оказались на улице, он протянул Ане лист бумаги и сказал:
– Прочти, и ты все поймешь.
Аня взяла листок и пробежала по нему глазами.
– Это почерк бабули, – удивленно воскликнула она.
– Да, это письмо Элеоноры.
– Где ты его взял?
– Марк зажимал его в пальцах, когда мы вошли в сарай.
Думаю, он достал его из той игрушки… – Отец поощрительно кивнул ей. –
Читай, Анюта.
И она стала читать:
– «Если вы держите это письмо в руках, значит, мои
загадки вами разгаданы и ваш путь к «Славе» преодолен. Не зная, кто из вас, мои
дражайшие родственники, сделал это: Сережа, Лена, Эдик, Фрося, Дусик или дочь
Сережи и Леночки Аня (а может, это вообще посторонний человек!), я обращаюсь к вам
просто на вы. Итак, вы нашли последний ключ к разгадке – самодельную игрушку,
смастеренную моим другом Адрианом для своей дочери Дуни, разломали ее, вынули
записку, читаете ее и недоумеваете: где же «Слава», за которым мы так долго
охотились? Спешу огорчить вас: «Славы» не существует! Да, да, его нет! Он
сгинул в огне вместе с моим другом Адрианом. Надеюсь, вам не надо объяснять,
как бриллианты боятся перепадов температур? Когда я оставляла «Славу» на
хранение Адриану, я и думать не думала, что камень погибнет при пожаре. Я знала
одно: мой добрый друг сохранит бриллиант, не позарившись на его красоту и
баснословную стоимость. На случай чьей-то смерти – его или моей – у нас был
план «Б», но ни Адриан, ни я не могли предположить, что «Слава» погибнет вместе
со своим хранителем…
Ну вот, я все и сказала! Простите меня за то, что не смогла
сохранить фамильную реликвию, но не кажется ли вам, что тут не обошлось без
вмешательства выше? Быть может, «Слава» погиб, потому что ни один из потомков
Андрея Шаховского не достоин им владеть или напротив – достойны многие? Нет
ответа! И нет «Славы»…
Простите меня еще раз, теперь за то, что втянула вас в
бессмысленную игру и дала вам надежду! Всегда ваша Элеонора!
Р.S. Но согласитесь, игра «В погоне за „Славой“ удалась на
славу!»
Прочла Аня последнюю строчку и, помолчав, тихо сказала:
– Знала бы она, что ее игра привела двух людей к
смерти…
– А также чуть не погубила тебя и довела Марка до
помешательства… – Отрадов тяжко вздохнул, несмотря ни на что, ему было
немного жаль Суханского. – Очевидно, когда Марк прочитал письмо и понял,
что все его старания, а также взятые на душу грехи были напрасными, он
повредился рассудком! А наказание за убийство практически неминуемо! И выхода
нет…
Он обернулся к двери, из которой как раз выходил Новицкий
(его водитель остался сторожить Суханского), и обратился к нему с вопросом:
– Милицию вызвал?
– Давно, – ответил тот и, услышав далекие звуки
сирены, добавил: – А вот, кажется, и она.
Но это была не милиция, а «Скорая». Милиция приехала чуть
позже, когда Аню уже осмотрел врач и констатировал ее полное здоровье. Пока
районные стражи порядка с провинциальной неторопливостью осматривались на
месте, в Болотники на устрашающе грязной «Ниве» примчался Станислав Павлович
Головин с двумя коллегами. Он сразу взял все под свой контроль и развел такую
бурную деятельность, что васильковские менты аж рты пораскрывали. Споро проведя
оперативные изыскания и усадив закованного в наручники Марка в «Ниву», Головин
прыгнул в салон и, велев свидетелям – Ане, Сергею, Сане и Эдуарду Петровичу –
следовать за ним в Москву для допросов, унесся. Свидетели погрузились в
«Мерседес» и последовали за лихо рассекающей бездорожье «Нивой» в сторону
столицы.
Аня
От Головина они ушли в десятом часу. Уставшие,
изнервничавшиеся загрузились в машину. Аня забралась назад, Данилка устроился
рядом, а отец сел за руль, хотя Эдуард Петрович предлагал им своего шофера, он
решил вести сам, чтобы по дороге поговорить с дочерью с глазу на глаз.
Пока отец прогревал машину, Аня смотрела в окно. Вид
вечернего города ее успокаивал. Приятно было смотреть на уютно светящиеся окна
квартир, желтые огни уличного освещения, попыхивающие сизыми выхлопами машины,
переливающуюся разноцветными искрами рекламу. Все то, что днем казалось
обыденным, теперь представлялось ей прекрасным, особенно лежавший на обочинах
снег, который при дневном свете был грязно-серым, тусклым, а сейчас голубел,
переливался и искрился…
Как бриллиант «Слава», так и не попавший ей в руки!
