Роман Егорович Харин воспринял известие о беременности дочери очень бурно. Разумеется, он даже не усомнился в том, кто является отцом ребенка дочери. Ольге Степановне с трудом удалось удержать его от поездки в колонию, где он намеревался свернуть шею осужденному Лагутенку.
– Свернуть ему шею тебе там не дадут, – здраво рассудила Ольга Степановна.
– Зато намылить как следует я уж смогу! – кричал распалившийся отец.
– Перестань, Роман, – миролюбиво заключила жена. – Неужели ты хочешь, чтобы этот гад когда-нибудь предъявил права на Галиного ребенка?
– Таким, как он, не нужны ни права, ни ребенок!
– Тем более! Пусть и не знает о нем!
– Так ведь, когда вернется, ему тут же это известие поднесут на блюдечке! Или ты не знаешь Григорьевска?!
– Давай не будем заглядывать так далеко. Может, и не вернется… Нам сейчас надо думать о другом.
– И о чем же?!
– О том, например, что мы должны покупать Гале фрукты и всякие полезные продукты питания. Гинеколог очень советовала. Чтобы ребенок хорошо развивался…
Роман Егорович только махнул рукой и снял со стенки коридора их коммунальной квартиры новый велосипед, который был куплен вместо дочернего выпускного платья и теперь ежедневно красиво поблескивал под потолком. Он в полном молчании накачал колеса, прикрутил к багажнику большую корзину и поехал в лес. В семье скоро появится лишний рот, а из Галины больше уже и не работник…
К большому удивлению Гали, в женской консультации, куда ее направила гинеколог заводской медсанчасти, она однажды вдруг столкнулась с Люсей Скобцевой, у которой из-под платья выпирал животик почти такого же размера, как и у нее самой. Скобцева, увидев замешательство Гали, расхохоталась, а потом удивленно спросила:
– Неужели не донесли?
– Да… – растерянно проговорила Галя.
– То-то и оно, что да! Я, например, давно в курсе, кто у тебя в брюшке!
Люся произнесла это с таким презрением, будто Галя вынашивала не ребенка, а ту самую классическую «неведому зверушку». Скобцева взяла одноклассницу под руку, отвела к стенке коридора и, пытаясь изобразить сочувствие, спросила, хотя видно было, что в ответе не сомневалась:
– Все-таки Лагутенок, да?
Галя посмотрела в красивые глаза Люси, прочитала в них лютое презрение к себе и ответила, отбросив от себя ее руку:
– С чего ты взяла, что отец моего ребенка какой-то жалкий уголовник Васька?
– Так ведь все говорят!
– Мало ли, что говорят!
– Дыма без огня не бывает!
– Дым, Люся, идет из другого источника!
– И из какого же? Неужели к тебе приезжал принц на белом коне?
Видно было, что Скобцева нисколько не сомневалась, что позариться на жалкую тонконожку Харю мог только Лагутенок или, в крайнем случае всеми презираемый Гога Гусь, болтавшийся по Григорьевску без Федьки Потапкина дурак-дураком. Галя вдруг неожиданно для себя разозлилась. Она положила руку на свой живот, погладила его и сказала, все так же глядя прямо в Люсины глаза, опушенные длинными, загнутыми вверх ресницами:
– Мой ребенок от Якушева.
Лицо Скобцевой приобрело недоверчивое выражение.
– Да ладно… – проговорила она. – Не заливай…
– Повторяю специально для непонятливых! Отец моего ребенка – Николай Якушев!
И Люся вдруг поверила. Это стало понятно по тому, что концы ее пухлых губок вдруг опустились вниз, а рука легла на горло, будто ей стало трудно дышать.
– Врешь… – прошептала она.
– Нет, – покачала головой Галя. – Можешь его самого спросить, если он, конечно, уже в состоянии разговаривать! Что-то я давно его не видела!
Галя еще говорила, но уже видела, что Скобцева взяла себя в руки. Она немигающим взором уставилась в глаза бывшей одноклассницы и произнесла свистящим шепотом:
– В общем, так, Харя! Забудь и думать о Якушеве, ясно! Если бы не гад Вербицкий… в общем, если бы не травма, мы с Колей поженились бы сразу после школы, поняла! Он сейчас уже почти в норме! И мы поженимся! Конечно, у нас не будет такой пышной свадьбы, какую мы планировали, потому что я… да что там говорить, ты все сама понимаешь! Но я выйду замуж за Якушева! Во мне его ребенок!!! А в тебе, Харя, гаденыш Васьки Лагутенка, ясно!!! И не вздумай кому-то утверждать другое, иначе…
Запыхавшись от долгой речи, Люся замолчала, и Галя тут же спросила:
– Иначе что?
– Иначе ты об этом очень пожалеешь!
Дальше Скобцева говорить не пожелала, отвернулась от Гали и очень быстро пошла к выходу из консультации. Галя привалилась спиной к стене и задумалась. Испугалась ли она угроз бывшей одноклассницы? Пожалуй, нет… Будет ли еще кому-нибудь говорить о том, кто приходится отцом ее ребенку? Нет! Будет молчать. Она просто не смогла вынести презрения Скобцевой. Люська должна была все узнать, и она это узнала. Только вот нехорошо, что родившиеся дети будут братьями, или сестрами, или… в общем, родственникам по отцу. По отцу… Нет! Галя решительным образом не могла представить Кольку Якушева в роли отца.
Беременность Галя Харина переносила очень хорошо, чувствовала себя просто великолепно. У нее не было токсикоза, о котором ей рассказывала мама и на который жаловались друг другу беременные в консультации. Животик у нее рос очень аккуратным и торчащим вперед остреньким холмиком. Бывалые женщины предсказывали Галине мальчика.
Еще несколько раз все в той же консультации они встречались со Скобцевой, но проходили мимо друг друга, даже не здороваясь. Живот Люси был крупным и как бы размазанным по телу. Говорили, что при такой форме чаще всего рождаются девочки.
Однажды Гале и Люсе пришлось сидеть в очереди напротив друг друга. Галя старалась не смотреть на одноклассницу, но ее взгляд на себе чувствовала постоянно. В конце концов не выдержала и подняла глаза на Люсю. Та показала ей правую руку с блестящим золотым кольцом на безымянном пальце. Скобцева, видимо, думала, что Галя очень расстроится при виде кольца, поскольку ни за что не поверила бы в то, что Харину никоим образом не интересует ее новоиспеченный муж Колька. Галя так чисто и спокойно улыбнулась Люсиному кольцу, что его хозяйке стало не по себе. Она в состоянии большой задумчивости зашла к своему врачу. Галя о бывшей однокласснице тут же забыла, потому что подошла ее очередь, и она радостно впорхнула в кабинет, чтобы взвеситься, обмериться и узнать таким образом, насколько подрос малыш, которого она внутренним взором видела уже только мальчиком и даже придумала ему имя – Сережа.
Малыш развивался хорошо и правильно. Довольная своим состоянием Галя бережно несла живот в гардероб. Там, на топчане около окна, сидела Люся Скобцева в широком и одновременно очень нарядном пальто из черной рубчатой ткани. На голове у нее был искусно повязан белый шелковистый платок с черными зигзагами, и оттого черно-белая Люся напоминала актрису зарубежного кинематографа. Галя не могла даже подумать, что Скобцева дожидается именно ее, а потому одевалась не торопясь, осторожно застегивая на выпуклом животе довольно узкое старенькое пальтишко.
