Книга Одна среди туманов, страница 101. Автор книги Карен Уайт

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Одна среди туманов»

Cтраница 101

Вчера дядя Эммет принес домой щенка (это из той коробки, которую он на прошлой неделе подобрал на обочине дороги). Он сказал, что это, скорее всего, помесь лабрадора с английской гончей, но мне кажется, что в предках у нашего щенка была еще какая-то порода, потому что мех у него длинный и мягкий, как пух цыпленка, а хвост закручивается колечком. Раньше мы всегда держали собак, но это были обычные дворовые псы: они умели охотиться и охранять дом и могли сами запрыгнуть в кузов пикапа, но, откровенно говоря, ни на что другое они не годились. А вот по поводу этого щенка дядя Эммет сказал, что раз у нас в доме появился мальчик, нам нужно завести питомца, который бы рос одновременно с Томми и учил его самому важному в жизни.

Мне, как маме Томми, предоставили право выбрать для щенка кличку. У него были сильные лапы, доставшиеся ему от гончей, и крупная, как у лабрадора, голова, а его короткое упитанное тело покрывал длинный и мягкий пух, который, как я полагала, со временем потемнеет. Сейчас, однако, он был почти белым, поэтому я недолго думая нарекла щенка Снежком. Не оригинально, конечно, но имя ему шло, и это было главным.

Когда Снежка привели в дом, Томми сидел на полу и строил из кубиков башню. Щенок бросился к нему, разбросал кубики и опрокинул самого Томми. В первую секунду малыш удивился, но не испугался, а когда Снежок принялся вылизывать ему лицо – захихикал. Подружились они почти мгновенно, и я подумала, что дядя Эммет был прав: у каждого мальчишки в детстве обязательно должна быть собака.

Когда-то очень давно, – чуть не целую жизнь назад – Бутси часто повторяла, что я стану лучше понимать ее, когда сама стану матерью. Теперь я думала, что она тоже была права, хотя ей я в этом ни за что бы не призналась. С Томми Бутси обращается очень хорошо, да и терпения у нее побольше, чем у меня. Она единственная может уговорить его поесть или уложить спать без скандала. Иногда по ночам Томми просыпается с криком и зовет не меня – ее. Когда это случилось в первый раз, я, честно сказать, немного огорчилась – в конце концов, я ведь тоже люблю своего малыша! – но потом я поняла: я не просто свела их вместе, а сделала нечто большее. Самое главное – я нашла для Томми настоящую мать, которая даст ему то, чего никогда не смогу дать я. Что касалось Бутси, то и ей я подарила шанс стать для кого-то заботливой, любящей матерью – ведь быть матерью мне я ей так и не позволила. Возможно, кстати, именно это и имела в виду Бутси: мы, матери, всегда должны выбирать то, что лучше для нашего ребенка, пусть даже это разбивает наши собственные сердца.

Я люблю Томми, люблю даже сильнее, чем мне всегда казалось возможным любить другого человека, и все же мне иногда хочется выйти через парадное крыльцо и шагать прочь, не останавливаясь и не оглядываясь. Я завязала с наркотиками задолго до того, как родился мой сын, и все же мне часто не хватает того забытья, которое способен подарить мне один «косяк» с «травкой», не хватает той власти над прошлым, которую дают «колеса» или «кислота». Нет, я понимаю, что жизнь, которую я вела раньше, для ребенка совершенно не подходит, и все же… все же… С другой стороны, если я оставлю Томми здесь, у него будут и Бутси, и дядя Эммет, и Матильда, а теперь еще и Снежок. А еще у него будут смешной желтый дом, бескрайние хлопковые поля, мягкая постель, колыбельные песни каждую ночь и многое, многое другое. Конечно, мне будет больно расстаться с сыном, и все же я не могу не думать о Майкле и о тех вещах, которые я получу и которые мне помогут. Руки перестанут трястись, в голове перестанут бродить мысли о доме… Да, теперь я знаю твердо: со мной все будет в порядке, нужно только постараться забыть, как пылают закаты над хлопковыми полями и как смеется мой сын.

Глава 31

Аделаида Уокер Боден-Ричмонд. Индиэн Маунд, Миссисипи. Октябрь, 1925


Улицы в центре Индиэн Маунд были украшены бесчисленными снопами, вязанками плодов, гирляндами поздних цветов и выдолбленными тыквами со вставленными внутрь свечками. Так обычно отмечали в нашем городе ежегодный Праздник урожая. Основные сельскохозяйственные работы были завершены, и арендаторы-издольщики расставляли вдоль Мэйн-стрит лотки и павильоны, в которых продавались домашние пироги, караваи хлеба, сладкие наливки, фрукты, овощи и многое другое. Разглядывая все это великолепие, Джон говорил, что мне, наверное, тоже следовало поставить здесь собственный киоск и торговать плодами с моего огорода – я, мол, одним махом заткнула бы за пояс всех этих горе-фермеров, у которых и картошка-то не крупнее гороха, и помидоры – что твой виноград. Он, конечно, шутил, но мне все равно было приятно его слушать, потому что в этом году мои овощи действительно уродились просто на диво и были намного крупнее и вкуснее, чем у большинства продавцов.

Жаркое лето и сухая, пыльная осень остались далеко позади, дни стояли точно хрустальные, а голубые небеса дышали скорыми заморозками. По вечерам, когда на безоблачное небо всходила огромная луна, в садах или прямо на улицах зажигались костры, и фермеры пускались в пляс под музыку ударных и банджо. Я всегда любила осенние праздники – должно быть, потому, что они напоминали мне о тех временах, когда мои родители были вместе. Это было очень давно, еще до войны, но я хорошо помнила, как мы гуляли по празднично убранным улицам и как я сидела на плечах у отца, который держал за руку улыбающуюся маму.

Но в этом году Праздник урожая стал для меня особенным. После двух неудачных попыток я снова была в положении и уже проходила дольше, чем в прошлые разы. Тетя Луиза утверждала, что пройдет еще немало времени, прежде чем по мне будет что-нибудь заметно, но я все равно чувствовала, как начинает меняться мое тело.

Джон в эти дни был со мной особенно внимателен. Он старался никуда не отпускать меня одну, на каждой лестнице брал под руку и следил за тем, чтобы я поменьше ходила и вовремя ложилась спать. Я, конечно, говорила ему, что я еще не старуха и что я всего-то навсего жду ребенка, но его тревога была мне понятна. Я думаю, Джону хотелось стать отцом ничуть не меньше, чем мне хотелось стать матерью, тем более что первые две наши попытки оказались не слишком удачными. Правда, оба раза я проходила чуть меньше шести недель, но это не имело значения, потому что матерью я начинала ощущать себя, как только прекращались месячные. Еще меньшее значение имело, что я выкинула на таких малых сроках. Для меня каждая потеря была потерей ребенка, и было совершенно неважно, что я так и не успела подержать его на руках.

Но Праздник урожая пропустить было, конечно, нельзя, поэтому мы отправились на прогулку по Мэйн-стрит. Там мы невольно остановились перед большим фермерским прилавком, на котором в деревянной клетке жались друг к дружке шесть хорошеньких поросят.

– Какие миленькие! – шепнула я Джону.

– Ну и вонища! – громко сказала позади меня Сара Бет, поднося к носу надушенный носовой платок. Ее и Уилли мы встретили в самом начале нашей прогулки, к тому же они были не одни: следом за ними шагал разодетый в пух и прах Чаз Дэвис, а на руке у него повисла миниатюрная брюнеточка. Ее звали Ларисса Бельмонт, и она жила с Сарой в одной комнате в Ньюкомб-колледже. Да-да, моя подруга в конце концов все же поступила в колледж, чем немало нас удивила. Впрочем, я догадывалась, в чем настоящая причина этой внезапно проснувшейся тяги к наукам, ведь Ньюкомб-колледж находился в Новом Орлеане, а именно в этом городе постоянно жил Анджело Берлини! К счастью, Уилли, похоже, ни о чем не подозревал, иначе мог снова разразиться скандал.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация