Три вороны подлетели к посаженному мною кипарисовому деревцу, которое выглядело довольно непривычно в окружении сосен, которые были выше его. Но это только пока, думала я. Потом я вспомнила, что́ Матильда рассказывала мне про ворон: как пары, принадлежащие к разным поколениям, объединяются в большие семьи, чтобы вместе кормить и воспитывать птенцов, и как такой клан принимает обратно повзрослевших птенцов, которые по несколько лет скитаются неизвестно где. Мне очень хотелось верить, что очень скоро какая-нибудь пара ворон из тех, что гнездились когда-то в ветвях старого кипариса, приведет своих детей и детей своих детей к растущему дереву, и они вместе станут смотреть из листвы, как я веду своих детей и своих внуков посидеть в тени молодого кипариса и послушать песню болот.
Я уже решила, что покрашу желтую усадьбу не только снаружи, но и изнутри, но старый водяной след на стене трогать не буду. Пусть он и дальше напоминает о тех, кто давно умер, но по-прежнему соединяет нас с этим домом, с этой землей. Это важно, потому что каждый человек похож на лодку, плывущую по реке лет. Мы все ужасно одиноки на этой реке, потому что глядим только вперед, не замечая тех, кто плывет позади нас. Лишь изредка течение времени сводит нас вместе, и тогда мы ненадолго соприкасаемся бортами, чтобы тут же разойтись и следовать своим курсом дальше. С самого рождения мы начинаем сражаться с порогами и перекатами, мелями и омутами и в пылу этой борьбы частенько забываем о цели своего путешествия. О том, куда мы плывем и зачем, мы вспоминаем, только когда отпускаем весла и, отдавшись на волю течения, позволяем реке вынести нас туда, откуда начинался наш путь. Так случилось со мной, так случилось с моей матерью, с Бутси, с Аделаидой и многими другими женщинами из рода Уокер, и хотя наши жизни нельзя назвать легкими, счастливыми они точно были.
Я поняла это только недавно, но никаких сомнений у меня больше нет.
Потому что вернулась домой.
