Я, однако, помнила, что где-то в самых старых альбомах должны быть фотографии Бутси в детстве. И действительно, среди множества страниц с портретами людей, которых я не знала, мне попались один-два снимка Бутси, где она стояла рядом с высоким, красивым мужчиной с грустным взглядом. Это был ее отец и, следовательно, мой прадед. Фотографий Бутси с матерью в альбомах не было, но меня это не удивило: я помнила, что она погибла в тот же год, когда моя бабушка родилась.
Страницы я листала довольно быстро, пока не наткнулась на пустой разворот в самой середине одного из самых старых альбомов. На сером картоне остались даже ярлычки, с помощью которых фотографии когда-то были приклеены, но самих снимков нигде не было, хотя я перевернула альбом и несколько раз встряхнула. Судя по не выцветшему следу на одной из страниц, исчезнувшее фото было почти такого же размера, как и снимок из библиотеки.
Положив альбом на колени, я попыталась просунуть уголки фотографии под ярлычки и нисколько не удивилась, когда размер в точности совпал. Увы, о том, что за снимок был когда-то на странице напротив, мне оставалось только гадать.
Но окончательно я убедилась, что не ошиблась, только когда перевернула страницу и увидела фотографию, на которой был изображен тот же самый ребенок – правда, запечатленный немного в другой позе, чем на снимке из архива, но это был тот же самый ребенок. Даже одежда на малышке была та же, и я решила, что эти фотографии были сделаны в городской фотостудии в один и тот же день. Ну да, конечно, вот и кольцо с колечком, надетое на пухлый короткий пальчик… Так вот откуда у меня ощущение, будто кольцо мне знакомо! В детстве я десятки раз перелистывала этот альбом, я видела это кольцо и в то же время – не видела. Потом я о нем забыла и вспомнила только тогда, когда Трипп показал мне кольцо, которое он извлек из могилы. Оно подстегнуло мою память, но не настолько, чтобы я смогла вспомнить сразу…
Осторожно приподняв снимок, я прочла надпись на обратной стороне, хотя уже знала, как зовут этого ребенка. Бутси Уокер Ричмонд… Интересно, подумала я, возвращаясь на пустую страницу, как и почему один из портретов Бутси попал в газетный архив. И что было на втором снимке?.. Аккуратно поместив фото в альбом, я закрыла его и убрала на место, а сама свернулась на софе у окна, подобрав ноги. Глядя в светлеющее небо в ожидании утра, я незаметно для себя уснула и не видела, как начал стремительно розоветь восточный край небосвода.
* * *
Стоя на коленях на мягкой земле и поминутно поправляя сползавшую мне на самый нос старую панаму Бутси, я орудовала совком, размечая будущие грядки. Кэрол-Линн, скрестив ноги, сидела неподалеку и, держа на коленях второй совок, внимательно наблюдала за моими манипуляциями. Кло с книжкой на коленях устроилась в одном из садовых кресел и читала нам вслух ксерокопии статей, сделанные для нас миссис Шипли. Прислушиваясь краем уха к ее чтению, я потянулась к кружке с остатками кофе, стоявшей на крышке шляпной картонки, которую Кло повсюду таскала с собой. За утро это была уже моя четвертая кружка, однако свежей и бодрой я себя не чувствовала, хотя после бессонной ночи проснулась довольно поздно. С Томми, которого я собиралась попросить воспользоваться его лупой часовщика и попробовать прочесть гравировку на запечатленном на фотографии кольце, я, естественно, разминулась. Теперь он должен был вернуться только поздно вечером, и надо признаться, что эта вынужденная задержка не добавила мне хорошего настроения, тем более что виновата в ней была я сама.
– А-а, кажется, я нашла, о чем ты могла бы написать в своей колонке! – завопила Кло, размахивая ксерокопиями статей. – Это настоящая сенсация!
Не вставая с колен, я кое-как разогнула затекшую спину и повернулась к девочке:
– И что же ты нашла?
– Ты знала, что президент Кеннеди был убит?
Сначала я решила, что Кло шутит, но отбросила эту мысль, когда увидела выражение ее лица. Взгляд у нее был такой, словно она только что узнала, что Джастин Бибер – это девушка.
– Да, я что-то такое слышала, – призналась я.
– Так вот, когда об этом передали по телевидению, один чувак упал мертвым, представляешь? Наверное, он был настоящим фанатом.
– Ну и что? – внезапно вмешалась Кэрол-Линн. – Когда об этом услышал мой дядя Эммет, с ним случился инсульт. После этого он до конца жизни подволакивал ногу. – С этими словами мать вонзила свой совок в землю и повернула именно так, как я ей показывала.
– Ты… помнишь? – мягко спросила я. – Помнишь времена, когда Кеннеди был президентом?
Кэрол-Линн уставилась на торчащую из земли ручку совка, словно не знала, что делать дальше.
– Когда его убили, это действительно было очень печально. Настоящая трагедия. Я услышала про убийство на автовокзале. Мы были там с Джимми. – Она улыбнулась, словно только что выиграла приз на каком-то шоу, первой из участниц припомнив имя и фамилию давно забытого политического деятеля. – Об этом передавали по радио и по телевидению тоже. Многие пассажиры плакали. Я это точно помню.
– А ты помнишь мой выпускной? Помнишь, как я поднималась на сцену, чтобы получить аттестат, но наступила на подол собственного платья и едва не свалилась?
Кэрол-Линн уставилась на меня пустым взглядом, и ее улыбка поблекла.
– А помнишь, как на шуточном голосовании большинство моих одноклассников решили, что я обязательно буду знаменита? Помнишь?!
Я услышала шорох карандашного грифеля по бумаге – это Кло быстро-быстро записывала на полях статьи то, что́ она только что услышала об убийстве Кеннеди от моей матери. Теперь мне придется использовать это в моей колонке, поняла я и помрачнела еще больше. Я ревновала мать к ее воспоминаниям о тех местах и временах, где было убийство Кеннеди, но не было меня, ревновала к парню по имени Джимми, который, совершенно очевидно, играл в пьесе о ее прошлом куда более важную роль, чем я – проходной, эпизодический персонаж второго или даже третьего плана. На мгновение мне пришла в голову абсурдная мысль, что раз моя собственная мать не помнит никаких событий из моего детства, значит, никакого детства у меня не было и я себе его просто вообразила.
– А вот еще кое-что интересненькое, Вив, – не успокаивалась Кло. – Помнишь, мистер Монтгомери рассказывал о знаменитом блюзмене, который так хотел стать лучшим в мире гитаристом, что продал душу дьяволу? Так вот, в статье говорится, что это произошло совсем недалеко отсюда – как раз на перекрестке Шестьдесят первого и Сорок девятого шоссе, в окрестностях городка с отстойным названием Кларксдейл. Я думаю, нам нужно съездить туда и сделать несколько фотографий.
Я едва слышала, что́ она говорит. Все свои силы я направила на то, чтобы глотнуть воздуха, наполнить им свои опавшие легкие, но каждый вдох давался мне с великим трудом и болью от сознания того, что меня забыли, заменили меня воспоминаниями о людях, которых я никогда не видела и не знала. В панике я подумала о своей сумочке, куда я еще вчера полезла за ручкой, а нашла завалившуюся за подкладку маленькую белую таблетку. Выбрасывать я ее не стала. Тогда я не знала почему, но сейчас мне стало ясно: я оставила ее именно на такой случай, как сейчас, когда мне срочно – до отчаяния, до боли – понадобится забвение. Вот сейчас… Сейчас я встану и… Нужно только придумать какой-то предлог, чтобы ненадолго подняться в спальню. Принять одну таблетку – секундное дело, зато потом все будет хорошо. Одна таблетка – и я забуду все с той же легкостью, с какой умела забывать моя мать.
