Седжвик не обошел вниманием и Эндрю Кросса. Он отправил ему письмо с предостережением никогда больше «не заниматься сотворением животных и без промедления взять лом и расщепить на атомы» свой «акушерско-гальванический аппарат». И в этом Седжвик был не одинок. После публикации книги Чамберса Кросса постоянно поливали грязью. Он поистине стал доктором Франкенштейном в самом уничижительном смысле. Ведь в своем эксперименте он осмелился взять на себя роль Творца! В потоке писем его с ненавистью называли еретиком, святотатцем и слугой «темных сил». Многие газеты подхватили этот тон. В печати его обвиняли в оскорблении «нашей святой религии» и «нарушении семейного покоя». Местные фермеры перестали с ним разговаривать и обвинили его в распространении саранчи. Один известный своим фанатизмом священник прибыл, чтобы публично изгнать нечистую силу из окрестностей усадьбы Файн Курт.
Критика со стороны верующих обижала Кросса, но настоящий удар нанесло сообщество ученых. До выхода «Следов естественной истории творения» большинство ведущих английских ученых просто не обсуждали насекомых Кросса. Проблема происхождения жизни была настолько болезненной, что о ней говорили неохотно. Однако упоминание экспериментов Кросса в новой печально известной книге означало, что больше молчать по этому поводу нельзя. Эксперимент Кросса подвергли детальному обсуждению. Был проанализирован каждый его аспект, и опыт признали недостаточно продуманным. Многие высказали мнение, что Acarus crossii – обычный пылевой клещ. В научной среде Кросс стал посмешищем. У него вновь начались нервные приступы, как в молодости. Он занялся сочинительством и попробовал себя в жанре фантастики, но литературного таланта у него никогда не было.
Через много лет Кросса попросили написать комментарий к книге о важнейших исторических событиях первой половины XIX в. Он горько заметил, что был невинной жертвой событий и никогда не утверждал, что совершил акт «творения». Его просто вовлекли в чужие теории и горячие споры между теми, кто считал мир и все его проявления объяснимыми с помощью научных данных, и теми, кто видел мир через призму библейской истории.
Спустя десятилетия после этих событий, когда большинство людей давно забыли имя Эндрю Кросса, в научной среде его все еще вспоминали. С усилением профессионализма в науке и превращением науки из хобби в профессиональное занятие имя Кросса стало ироническим символом «ученого господина» из ушедшей эпохи. Иногда его имя упоминали как синоним непрофессионализма и жульничества
[32].
Однако история Эндрю Кросса оставила после себя и другой след, как и «Франкенштейн» и «Следы естественной истории творения». Эти истории удовлетворяли аппетит непрофессиональной публики, жаждавшей популярного изложения научных фактов и готовой подхватывать новые идеи, которые когда-то казались еретическими. Эти истории были предвестниками такого явления, как научная литература, кульминацией которого стала публикация одного из самых известных и важных научных сочинений всех времен.
Автор этого сочинения вернулся в Англию в конце 1836 г., всего за пару месяцев до начала знаменитого опыта Эндрю Кросса. Это был молодой натуралист, совершивший долгое морское путешествие, в ходе которого судьба привела его на Галапагосские острова у берегов Южной Америки.
Глава 6. Творец вдохнул жизнь в несколько существ или лишь в одно?
Мало открыть и доказать полезную и не известную ранее истину, нужно также суметь распространить ее и сделать общеизвестной.
Жан-Батист Памарк. Философия зоологии, 1809 г.
В октябре 1835 г. парусное судно «Бигль» Британского королевского флота вышло из бывшей пиратской бухты у одного из островов в восточной части Тихого океана недалеко от берегов Эквадора. Корабль с десятью пушками и дополнительной мачтой совершал путешествие с амбициозными исследовательскими целями. За четыре года «Бигль» прошел от юго-западных берегов Великобритании через Азорские острова и острова Зеленого Мыса, обошел береговую часть большей части Южной Америки и, наконец, достиг Галапагосских островов.
Молодой, но знающий свое дело капитан корабля Роберт Фицрой отправился на поиски пресной воды для следующей продолжительной части путешествия на запад через Тихий океан до острова Таити. На берегу он оставил четырех членов команды, которых должен был забрать на обратном пути через десять дней. Это были судовой врач Бенджамин Байно, двое слуг и двадцатишестилетний ученый-натуралист Чарльз Дарвин.
Дарвин использовал любую возможность, чтобы покинуть корабль и заняться исследованиями, часто в сопровождении Байно. В качестве корабельного ученого Дарвин отвечал за проведение наблюдений и сбор образцов флоры и фауны, но иногда ему было необходимо просто вырваться на свободу. Его отношения с капитаном складывались непросто. Иногда они спорили о политике. Фицрой был страстным тори, Дарвин – убежденным приверженцем вигов. Так же горячо они обсуждали проблему рабства. Оба деда Дарвина – Эразм Дарвин и Джозайя Веджвуд – были активными сторонниками отмены рабства, и Чарльз Дарвин твердо стоял на той же позиции. Однако чаще Дарвин и Фицрой просто поддразнивали друг друга. Многолетнее пребывание на небольшом корабле сказывается на поведении людей. Однако одиночество намного хуже, о чем прекрасно знал Фицрой. Бывший капитан «Бигля» Прингл Стокс покончил с собой, когда Фицрой служил под его началом. Фицрой выбрал Дарвина и как подходящего компаньона, и как ученого. Через много лет капитан, по-видимому, жалел об этом выборе, поскольку стал сторонником религиозного фундаментализма, который так беспощадно искоренял Дарвин.
Остров Джеймс (Сан-Сальвадор) является одним из самых крупных островов в центре архипелага. Имя острову
[33] в XVII в. дал пират Эмброз Коули, картами которого пользовался Фицрой. До возвращения корабля маленькая группа из четырех человек была предоставлена самой себе.
По прибытии на Галапагосские острова три недели назад команда сначала сошла на берег на острове Чатем (Сан-Кристобаль). Фицрой описывал вулканический берег, к которому они причалили, как «черный и мрачный». Дарвин писал, что так мог бы выглядеть ад. Стояла нестерпимая жара. Дарвин измерил температуру песка: она достигала 137°F (почти 60°C). Вулканический песок, также называемый черным, был еще горячее, к нему вообще нельзя было прикоснуться. В дневнике Дарвин записал, что ходить было трудно даже «в толстых ботинках».
