Пастер обобщил основные идеи теории эволюции, кратко пересказав суть книги «Море» историка Жюля Мишле, которую читали многие из собравшихся: «Просто возьмем каплю морской воды, и из этой воды, в которой содержится немного неживого азотного вещества, морского ила или, как он его называет, плодородного желе, в результате спонтанного зарождения возникают первые существа, которые затем постепенно трансформируются, и усложняются, и достигают, скажем, через десять тысяч лет уровня насекомых, а через сто тысяч лет уровня приматов и самого человека». Но за всем этим кроется один ключевой вопрос: «Действительно ли вещество может организовываться самопроизвольно? И могут ли живые существа появляться на свет без родителей и предков?» Если жизнь – лишь результат естественных процессов, мы неизбежно приходим к выводу о ненужности Творца.
Далее Пастер пересказал историю развития теории спонтанного зарождения – от ван Гельмонта до Нидхема, Бюффона и более современных мыслителей. Однако, как заметил Пастер, все эти достойные люди упускали из внимания одну вещь. В этот момент свет в аудитории начал гаснуть, и лишь один яркий луч светил в сторону кафедры (в этом луче мерцали тысячи пылинок). Именно эта пыль, указал Пастер, была причиной того, что многие великие мыслители прошлого пришли к ошибочному выводу о возможности спонтанного зарождения жизни: в этой пыли содержится множество невидимых крошечных микроорганизмов. Используя термин сторонников концепции «преформирования», Пастер назвал их «зародышами». Благодаря этой идее Пастер стал одним из самых знаменитых ученых в истории человечества.
До конца жизни Пастер, установивший причины развития инфекционных заболеваний и возможности их предотвращения и уже занявший предназначавшееся ему место в пантеоне великих ученых мира, утверждал, что самым важным вопросом, над которым ему пришлось размышлять, – о возможности спонтанного зарождения. Вопрос этот, особенно во Франции, нес метафизическую нагрузку. Концепция спонтанного зарождения жизни была важнейшим элементом эволюционной теории Жана-Батиста Ламарка и открыто противостояла идее божественного происхождения жизни. По мере того как во Франции усиливалась политическая роль католической церкви, этот вопрос становился политическим, и его решение было столь же изменчивым, как политическая ситуация в постреволюционной Франции.
Ламарк разрабатывал свою теорию на рубеже XVIII и XIX вв., в беспокойные революционные дни, будучи профессором Ботанического сада – так революционеры стали называть бывшие Королевские сады Парижа. Его взял на работу сам Бюффон, и многие воспринимали его как протеже Бюффона. Молодая, революционно настроенная публика очень полюбила лекции Ламарка об устройстве постоянно движущегося и изменяющегося мира. Он даже осмелился предположить, что природа сама способна создавать жизнь. Когда-то такие заявления грозили преследованиями и даже смертью, и подобных идей придерживались только атеисты и маргиналы, однако революция сделала их привлекательными для многих.
По мере усиления консерватизма в обществе и государстве после реставрации монархии Бурбонов идеи Ламарка начали подвергаться критике. В 1830-х гг. теория эволюции во Франции переживала серьезную проверку. В это время вопросом о возможности спонтанного зарождения занялись двое самых известных ученых, представлявших два противоположных полюса эволюционного скептицизма: Жорж Леопольд Кювье и Этьен Жоффруа Сент-Илер.
Оба ученых, подобно Ламарку, ранее были профессорами анатомии в Ботаническом саду Парижа. Оба принадлежали к ближайшему окружению Наполеона: Кювье руководил воспитанием сына императора, а Сент-Илер сопровождал Наполеона во время краткого вторжения французов в Египет.
Их научные и политические пути начали расходиться после реставрации Бурбонов. После высылки Наполеона общительный, харизматичный и гибкий в политическом плане Кювье легко свыкся с новым политическим порядком. Он продолжал взбираться по ступеням французской академической лестницы, заняв несколько престижных постов, получил дворянское звание и даже присутствовал на коронации Карла X в 1827 г.
Интерес к науке возник у Кювье еще в детстве, после прочтения «Естественной истории» Бюффона. Вскоре он увлекся палеонтологией и стал одним из ведущих деятелей французской науки. Еще во времена Леонардо да Винчи натурфилософы поняли, что окаменелости представляют собой останки существ из прошлого. Бюффон одним из первых заявил, что чаще всего это останки существ, которых уже нет в современном мире, но мало кто поверил в это предположение. Зачем, спрашивали они, Богу понадобилось создавать существ, которые должны были умереть? Но, не принимая идеи вымирания видов, геологи все же пытались объяснить вариации все новых и новых палеонтологических образцов.
Исследуя скелеты сибирских мамонтов, Кювье постепенно убеждался в том, что они совершенно отличались от скелетов животных, населявших современную планету. Окончательная уверенность пришла к нему после изучения окаменевших костей существа, которого он назвал мастодонтом. В статье на эту тему, написанной в 1799 г. и ставшей признанным образцом палеонтологического исследования, он однозначно доказал, что в истории Земли действительно были случаи естественного вымирания живых существ. Однако Кювье не принял идею Ламарка о том, что образующиеся новые виды занимают место исчезнувших. Резкие изменения характера окаменелостей в отдельных регионах, по мнению Кювье, просто указывали на миграцию уже существовавших видов на территории, ранее занятые вымершими видами. Кювье любил замечать, что его концепция природных катастроф замечательно согласуется с тем, что сказано в Библии. На самом деле, религия мало интересовала Кювье, и люди, знавшие его в молодые годы, удивлялись, когда он обвинял своих оппонентов в научных спорах в «материализме». Он всегда был политическим оппортунистом.
Ламарк от него сильно отличался. Верный своим идеям и неуступчивый в социальном плане, он постепенно оказывался в изоляции и подвергался неодобрению даже со стороны бывших коллег из Ботанического сада. Последние годы жизни он постоянно нуждался в деньгах и пытался найти того, кто бы выслушал его революционные теории. Когда в 1829 г. нищий и почти слепой Ламарк умер, Кювье сочинил обвинительную поэму с обращением к Французской академии наук, полную лицемерных комплиментов в адрес Ламарка, в частности, отмечая его «дар <…> высокого воображения».
Сент-Илер предпочитал не поднимать голову, пока дули политические ветра, а заниматься своей работой. Он иначе, чем Кювье, оценил значение окаменелостей, и его интерпретация была ближе к концепции Ламарка. Там, где Кювье видел различия, Сент-Илер подмечал сходство. Человеческая кисть, птичье крыло и китовый плавник почти идентичны по анатомической структуре, только служат для разных целей. Приобретенные вариации являются результатом столетий адаптации – в соответствии с идеями Ламарка. Сент-Илер не зашел настолько далеко, чтобы заявить, что все живые существа эволюционировали от единого общего предка, однако он утверждал, что все позвоночные (все существа, имеющие позвоночный столб) восходят к единому общему предшественнику. Карикатуристы тут же начали рисовать Сент-Илера в виде обезьяны. На протяжении всего столетия сторонников теории эволюции часто изображали подобным образом.
