Московский художественный театр в Камергерском переулке, № 3 (1902)
Все знают, Московский художественный театр – одно из самых ярких проявлений новаторского русского театрального искусства – «родился» в 1897 году благодаря союзу гениев: Константина Сергеевича Станиславского и Владимира Ивановича Немировича-Данченко. А также при непосредственном участии Саввы Тимофеевича Морозова. На деньги последнего для труппы МХТ началась перестройка здания театра Лианозова в Камергерском переулке, № 3. Морозов привлек для этого Франца Осиповича Шехтеля, который «по дружбе» и разделяя идеалы нового театра, сформулированные Станиславским: «Мы стремимся создать первый разумный, нравственный общедоступный театр, и этой высокой цели мы посвящаем свою жизнь», – трудился с азартом и… «безвозмездно – то есть даром», как говаривала Сова из «Винни-Пуха».
С марта по октябрь 1902 года Ф.О. Шехтель дневал и ночевал в театре, контролируя ход работ. По его чертежам был полностью перестроен зрительный зал, оформленный затем в стиле модерн на контрасте темного низа и серебристо-сиреневой орнаментальной росписи потолка.
Исследователь творчества гениального архитектора Евгения Кириченко: «Близкая по своим устремлениям творчеству Шехтеля программа театра вдохновила его на создание одного из лучших своих произведений. Он создал в театре атмосферу серьезности, почтительного и благоговейного отношения к искусству, невольно подчиняющую себе зрителя. Все, от конфигурации и размеров помещений, цветовой гаммы до мебели, светильников и шрифта надписей, подчинено единой цели: созданию особого мира, интеллектуально и эмоционально насыщенного».
Сцену закрывал огромный занавес, на котором была изображена летящая над волнами чайка – чеховская «Чайка», – ставшая символом МХТ.
О ее истории, думаю, надо сказать несколько слов.
В 1896 году Чехов, узнав о попытке самоубийства Левитана, помчался в подмосковное имение, где тот тогда жил. И нашел друга с пижонской черной повязкой на голове и дамой сердца, нежно за ним ухаживавшей. Взбешенный, Антон Павлович не удержался и наговорил Левитану немало неприятных слов, посчитав его поступок инсценировкой. Тут пришел черед обидеться Левитану: он сорвал с головы повязку, схватил ружье и выбежал из дома. Вскоре в саду прогремел выстрел… Все испытали шок… А через несколько минут, живой и невредимый Левитан вернулся и бросил к ногам дамы убитую чайку. Чехова, болезненно не приемлющего «театральщину», так покоробила эта выходка и расстроила смерть птицы, что он на несколько лет разорвал с Левитаном отношения. А потом написал свою знаменитую пьесу, в которую ввел эту сцену.
Франц Шехтель очень переживал по поводу их ссоры, и был счастлив, когда они перед смертью Левитана (1900) успели примириться. Эта чайка имела для зодчего собственный, потаенный смысл, связывая двух талантливых людей и его лучших друзей – Чехова и Левитана.
На фронтоне театра над правым входом Шехтель разместил горельеф «Пловец» (его также называют «Волна» и «Море житейское») работы скульптора А.С. Голубкиной.
Многое из задуманного архитектор не сумел воплотить в жизнь: денег было мало, приходилось экономить на всем. Но Мастер создал образ того театра, который прошел неизменным через время и который мы любим.
Ярославский вокзал на Комсомольской площади, № 5 (1902–1904)
Да, да, здание Ярославского вокзала, что на площади трех вокзалов, спроектировал и построил Франц (до официального изменения имени в 1914 году будем называть его так) Шехтель.
Ярославский вокзал на Комсомольской площади
Но не все так просто. Задумал строительство нового московского вокзала один из крупнейших железнодорожных магнатов России Савва Иванович Мамонтов после сдачи в эксплуатацию железной дороги от Москвы до Архангельска. И пригласил, естественно, своего любимого архитектора Льва Кекушева. Но после разорения Мамонтова работа была поручена Шехтелю.
Сложность поставленной задачи была в том, что надо было в новое здание «вписать» старый вокзал, построенный по проекту архитектора Р.И. Кузьмина, да еще по возможности сделать все не так дорого, как обошелся бы кекушевский проект.
Шехтель положил в основу идеи павильон в неорусском стиле, который построил для Международной промышленной выставки в Глазго. Вот его слова: «На нем я изобразил уголок моих построек в Глазго. Эти постройки, в которых я старался придать русскому стилю суровость и стройность северных построек, мне милы более моих других произведений. Для меня это мой девиз».
Здание асимметрично – яркий прием модерна, как мы уже знаем. Главный вход расположен справа – через ризалит (часть здания, выступающая за основную линию фасада и идущая во всю высоту здания), увенчанный шатром. Над входом помещены рельефные изображения гербов трех городов, которые связала новая дорога: Георгий Победоносец – Москвы, святой Михаил Архангел – Архангельска, а медведь с секирой – Ярославля.
Над окнами второго этажа протянулся фриз в бирюзово-зеленых тонах, напоминающий северное сияние и очень гармонирующий с серым тоном стен. Фасад отделан цветным орнаментом, майоликовыми вставками и ажурными металлическими деталями.
Внутреннее помещение вокзала Шехтель значительно расширил за счет крытой площади.
В украшении интерьеров были использованы картины Константина Коровина, посвященные Русскому Северу: «Железнодорожные изыскания в тундре», «Лодки поморов в море», «Съемка жира с кита», «Охота на моржей», «Базар в приморском становище», «Прокладка железной дороги»; в проходе к поездам – «Северное сияние» и «Оленья упряжка»; в левом от входа зале – «Охота на тюленя» и «Разделка крупной рыбы».
Здание нового вокзала вызвало полный восторг москвичей, часто печаталось на дореволюционных открытках, как одна из главных достопримечательностей Первопрестольной, упрочив положение Шехтеля как первого архитектора Москвы.
Но с середины 1930-х годов началась реконструкция вокзала, который уже не удовлетворял возросшему пассажиропотоку. Пути отодвинули подальше, расширив внутреннюю зону. В 1946–1947 годах под руководством архитектора А.Н. Душкина, автора станций московского метрополитена «Кропоткинская» и «Маяковская», значительно переделали «слишком жутковатые и тревожные» интерьеры, а картины К.А. Коровина, уже причисленного к тому времени к классикам, оказались в запасниках Третьяковской галереи.
Особняк Шехтеля на Большой Садовой улице, № 4, стр. 1, 2 (1909)
На примере этого особняка, построенного Шехтелем для своей семьи, четко прослеживается трансформация стилевых пристрастий архитектора, который уже уходит от модерна в сторону неоклассицизма.
