— Глеб любил готовить, а Руфа не умела. Он приносил продукты, надевал фартук и сразу вставал к плите. О, его знаменитые холодцы, каши!.. А какие он пек потрясающие пироги!
Н. Г. Соловьева:
— А всю мужскую работу делала она. Она покупала всякие инструменты, занималась строительством дачи.
Ольга:
— С 70-го года мы жили в этой квартире на Большой Бронной. К13 номеру квартиры мама относилась с бравадой, в голову не брала. Стала говорить «это мое число».
Знаменитая актриса, красивая женщина — она была обречена жить под прицелами любопытных глаз. Ее приглашали на различные мероприятия, она заседала в президиумах общественных организаций, была депутатом Моссовета, членом правления ВТО и прочая и прочая… И везде, где бы ни появлялась, сразу шепоток: «Нифонтова!»
Р. П. Сулоева:
— Руфа очень не любила внешнего проявления своей популярности, не любила, когда люди на улице или в магазине ее узнавали. Поэтому глубоко на глаза натягивала кепи.
Не прилагая никаких усилий, порой словно намеренно себя уродуя бесформенной одеждой и эскападами, Нифонтова тем не менее притягивала, завораживала, покоряла. Ее дружба с мужчинами была сцементирована их восхищением, высокой оценкой ее душевной красоты, таланта, сердечности. Но тесное общение и совместная работа творческих людей невозможна без будоражащих электрических разрядов: играя на сцене и экране чувства, многие попадают в западню собственных эмоций и начинают верить в их подлинность. Скоротечные актерские романы — тема, достойная многотомного исследования. Это предмет обсуждения, а не осуждения в театральной и киношной среде, так сказать, издержки профессии. Много раз в кино и театре «играла» любовь и Руфина Нифонтова. А в жизни?
Р. П. Сулоева:
— Про нее много чего говорили… Были ли у нее романы? От нее об этом знала только я, а значит, никому больше и знать не надо. Но на ней в это время было все написано: она вся светилась. В любви она была страстна и безумна.
Кладбище несыгранных ролей
Но все же главным в жизни актрисы был ТЕАТР. В кино она снималась периодически. В основном это были небольшие роли и рольки, эпизоды. Но и в них она была хороша, даже небольшую умела сделать запоминающейся. Она умела потрясающе молчать в кадре, когда работу мысли выдавал взгляд удивительных глаз: настороженный или насмешливый, оценивающий, мечтательный… А вот роли, в которой она в добавление к этому могла бы что-то сделать и что-то сказать своим неповторимым голосом, все не было.
Не лучшим образом обстояли дела и в театре.
А. М. Торопов:
— У Руфы в театре долго не было работы.
Ольга:
— Актер должен все время играть. Я считаю, что она работала очень мало. Мама не умела жить светской жизнью. Вообще, она была очень странный человек. Она сама, по-моему, недопонимала себя до конца, не знала, что с собой делать. Ей от природы было много дано: красота необычайная, глаза… Ее кто-то должен был направлять, вести, снимать. Но этого не было. А сама она не умела устраиваться…
Т. П. Панкова:
— Актрисе нужен свой режиссер (желательно муж). Но, к сожалению, у нас в театре нет такого, чтобы на отдельную актрису что-то ставили. Даже Вера Николаевна Пашенная — имя огромной величины — пять лет сидела без работы, ждала Вассу.
Руфина Дмитриевна десять долгих лет мечтала о «Федре», но к тому времени, когда ее наконец в 1986 году поставили, уже перенесла тяжелую болезнь, сложную операцию на молочной железе, от лечения гормонами располнела. Ей сказали: «Как-то сладенько играешь», — и она отказалась от выстраданной роли.
Н. Г. Соловьева:
— Руфа была не только талантливым, тонким человеком, но и потрясающим телепатом. Случилось так, что после премьеры «Федры», которая мне категорически не понравилась, хотя это была постановка Бориса Александровича Львова-Анохина, мы поехали к ней. И как всегда, она начала меня спрашивать: ну? Я сначала отнекивалась, а потом стала говорить все, что думаю. И мы очень резко поговорили, она отстаивала свою позицию, но меня это все не убедило. Короче, мы в тот вечер, в ту ночь расстались с тяжелым сердцем. Обида не обида, но было такое состояние, раздраженность… Я приехала домой, и у меня этот диалог с ней все время крутился в голове. И уже было далеко за полночь, а я все время «говорила», «говорила» с ней… Смотрю: второй час ночи, третий, а я все «говорю», привожу какие-то доводы. И в это время звонок, телефон. Я настолько обалдела, испугалась, схватила трубку, говорю: «Алле!» И вдруг — ее голос: «Я все слышу! Замолчи. Потом поговорим», — и повесила трубку.
Творческий простой — это не просто термин, это страшная болезнь, как ржа, разъедающая душу, подтачивающая здоровье. Каждый борется с этой бедой по-своему: кто уходит в себя, отгораживаясь от мира коконом своих переживаний, кто умеет стоически ждать своего часа… Но если ты не просто звезда, а Актриса, для которой искусство — это цель и способ жизни, а бессмысленное блуждание по пустым коридорам театра или очередь у окошечка кассы, где ежемесячно получаешь, как подачку, неотработанные крохи, — это удар под дых. Не нужна!.. И не знаешь, как тебе жить, куда прятать взгляд, боясь увидеть сочувствие или насмешку…
Такая же неотъемлемая составляющая творческой жизни, как и мимолетные романы, — алкоголь. Кто обмывает им радость удач, кто заглушает горечь провалов и обид… Но в той или иной степени пьют все. Коллективно или в одиночестве. По поводам и без… И никуда от этой страшной правды не деться. Скольких талантов и ярких индивидуальностей поразил он жестокими болезнями, спеленал больничными простынями, разрушил личности и жизни!..
Р. П. Сулоева:
— О ней говорили, что пьет. Что тут скажешь? Дело в том, что ее организм совершенно не переносил алкоголь. Она быстро пьянела, поэтому и было так заметно. Другие выпивают в несколько раз больше, — и ничего.
Алкоголь не приносил ей желанного забвения, театр был ее болезнью и ее лекарством. Своим корявым почерком она записывала для себя роли, которые мечтала сыграть. Получился чуть не тетрадный разворот. Своеобразный мартиролог. Наверное, вместе с крушением очередной мечты умирала и частичка ее самой.
А. М. Торопов:
— Нифонтовой понравился спектакль Иванова «Волки и овцы», и ей очень захотелось в него войти. Но она сначала попросила дирекцию, чтобы узнали у Поляковой (играющей Мурзавецкую. — Прим. авт.), не возражает ли та. Люда Полякова сказала, да ради Бога! И Руфа стала одержимо репетировать Мурзавецкую. Но, к сожалению, не было даже генеральной репетиции.
Природа настолько щедро ее наградила, подарила удивительные лучистые глаза! Причем на сцене и на экране — красота была вдвойне. А в жизни ходила, загребая ногами. Одевалась нарочито небрежно…
При этом при всем, когда получила Мурзавецкую, — стала другой, потому что все уже было подчинено роли. Актер без роли — неживой человек.
