Заметные для глаза предметы, как, например, палец, труп Джемми, многие кости, были найдены на дне открытой шахты, где они (в малом колодце) были засыпаны землей с глиняной площадки.
Рудник выдал тайну ипатьевского дома.
Вечером 16 июля царская семья и жившие с ней люди были живы.
Ранним утром 17 июля, под покровом ночной тьмы, грузовой автомобиль привез их трупы на рудник в урочище Четырех Братьев.
На глиняной площадке у открытой шахты трупы обнажили. Одежду грубо снимали, срывая и разрезывая ножами. Некоторые из пуговиц при этом разрушались, крючки и петли вытягивались.
Скрытые драгоценности, конечно, были обнаружены. Некоторые из них, падая на площадку, среди множества других оставались незамеченными и втаптывались в верхние слои площадки.
Главная цель была уничтожить трупы. Для этого прежде всего нужно было разделить трупы на части, разрезать их. Это делалось на площадке.
Удары острорежущих орудий, разрезая трупы, разрезали и некоторые из драгоценностей, втоптанные в землю.
Экспертиза установила, что некоторые из драгоценностей разрушены сильными ударами каких-то твердых предметов: не острорежущих орудий. Это те именно, которые были зашиты в лифчиках Княжон и разрушены в самый момент убийства пулями на их телах.
Части трупов сжигались в кострах при помощи бензина и уничтожались серной кислотой. Оставшиеся в телах пули падали в костры; свинец вытапливался, растекался по земле и, охлаждаясь затем, принимал форму застывших капель, пустая оболочка пули оставалась.
Сжигаемые на простой земле трупы выделяли сало. Стекая, оно просалило почву.
Разорванные и разрезанные куски одежды сжигались в тех же кострах. В некоторых были крючки, петли и пуговицы. Они сохранились в обожженном виде. Некоторые крючки и петли, обгорев, остались неразъединенными, нерасстегнутыми.
Заметив некоторые оставшиеся предметы, преступники побросали их в шахту, пробив в ней предварительно лед, и засыпали их землей.
Здесь та же самая картина, что и в ипатьевском доме: скрыть от мира совершенное зло.
Так говорят о преступлении самые лучшие, самые ценные свидетели: немые предметы.
Послушаем теперь, что скажет о нем лукавый человеческий язык.
Глава XXIII
Показания свидетелей и объяснения обвиняемых об убийстве царской семьи
Дом Попова, где помещалась наружная охрана, находится против дома Ипатьева по Вознесенскому переулку.
Охрана занимала только верхний этаж, в нижнем проживали частные лица.
Живший в нижнем этаже кр-н Буйвид106 показал: «Ночь с 16 на 17 июля 1918 года я хорошо восстанавливаю в своей памяти, потому что вообще в эту ночь я не спал, и помню, что около 12 часов ночи я вышел во двор и подошел к навесу, меня тошнило, я там остановился. Через некоторое время я услыхал глухие залпы, их было около 15, а затем отдельные выстрелы, их было 3 или 4, но эти выстрелы были не из винтовок произведены: было это после двух часов ночи; выстрелы были от ипатьевского дома и по звуку глухие, как бы произведенные в подвале. После этого я быстро ушел к себе в комнату, ибо боялся, чтобы меня не заметили сверху охранники дома, где был заключен б. Государь Император; войдя в комнату, мой сосед по ней спросил меня: «Слышал?» Я ответил: «Слышал выстрелы». – «Понял?» – «Понял», – сказал я, и мы замолчали… Минут через 20 я услыхал, как отворились ворота загородки ипатьевского дома и тихо, мало шумя, ушел на улицу автомобиль, свернув на Вознесенский проспект, но в каком направлении ушел, не знаю.
Ночной сторож Цецегов107 показал: «Я, ночной сторож на Вознесенском проспекте, помню, что в ночь с 16 на 17 июля в 3 часа ночи108 я услыхал звук автомобили за перегородкой дома Ипатьева, где был заключен б. Государь Император, затем слышал шум того же автомобиля, направляющегося к Главному проспекту109; видеть автомобиль мне не пришлось, так как я боялся подойти к ипатьевскому дому, это нам запрещалось».
Охранник Михаил Иванов Летемин – из Сысертского завода, Екатеринбургского уезда. Портной по профессии, малограмотный, темный человек. В прошлом судился за покушение на растление. Пошел в охрану исключительно из-за жалованья. Один из всей охраны жил с семьей на частной квартире и не ушел с красными, так как не видел ничего худого в том, что был в охране. Его скоро обнаружили в Екатеринбурге: выдал его спаниель Наследника Джой, им присвоенный после убийства.
Он показал на допросе у Сергеева:
«16-го июля я дежурил на посту № 3 с 4 часов дня до 8 часов вечера (у калитки внутри двора) и помню, что, как только я вышел на дежурство, б. Царь и его семья возвращались с прогулки; ничего особенного я в этот раз не заметил.
17-го июля я пришел на дежурство в 8 часов утра; предварительно я зашел в казарму и здесь увидел мальчика, состоявшего в услужении при царской семье (Леонида Седнева). Появление мальчика меня очень удивило, и я спросил: «Почто он здесь?» (почему он здесь). На это один из товарищей – Андрей Стрекотин, к которому я обратился с вопросом, только махнул рукой и, отведя меня в сторону, сообщил мне, что минувшей ночью убиты Царь, Царица, вся их семья, доктор, повар, лакей и состоявшая при царской семье женщина.
По словам Стрекотина, он в ту же ночь находился на пулеметном посту в большой комнате нижнего этажа и видел, как в его смену (а он должен был дежурить с 12 часов ночи до 4 часов утра) сверху привели вниз Царя, Царицу, всех царских детей, доктора, двоих служителей и женщину и всех их доставили в ту комнату, которая сообщается с кладовой.
Стрекотин мне объяснил, что на его глазах комендант Юровский вычитал бумагу и сказал: «Жизнь ваша кончена». Царь не расслышал и переспросил Юровского, а Царица и одна из царских дочерей перекрестились.
В это время Юровский выстрелил в Царя и убил его на месте, а затем стали стрелять латыши и разводящий Павел Медведев. Из рассказа Стрекотина я понял, что убиты были решительно все. Сколько было выстрелов произведено во время расстрела, не знаю, не спрашивал.
Нет, припоминаю, что в разговоре заметил Стрекотину: «Пуль ведь много должно оставаться в комнате», и Стрекотин мне ответил: «Почто много? Вон служившая у Царицы женщина закрылась от выстрела подушкой, поди в подушке пуль много застряло».
Тот же Стрекотин, между прочим, сказал мне, что после Царя был убит «черноватенький» слуга: он стоял в углу и после выстрела присел и тут же умер.
Других подробностей касательно расстрела я не знаю. Выслушав рассказ, я сказал: «Сколько народу перестреляли, так ведь крови на полу должно быть очень много». На это мое замечание кто-то из товарищей (кто именно, не помню) объяснил, что к ним в команду присылали за людьми, и вся кровь была смыта.
В этот раз беседовать дольше мне не пришлось, так как нужно было идти на караул. Отбыв дежурство, я вернулся в казарму, и тогда мне объяснили, что, вероятно, нам придется идти «на фронт». Я сказал, что на фронт не пойду, так как «не рядился» на это, а рядился только служить в караульной команде при доме особого назначения.
