Уже 8 октября 1930 года Ворошилов сообщил Сталину, что члены Политбюро единодушно решили сместить Рыкова и высказали пожелание: в целях «унифицирования руководства» «на СНК должен сидеть человек, обладающий даром стратега». В том же письме Климент Ефремович писал:
«Итак, я за то, чтобы тебе браться за всю “совокупность руководства” открыто, организованно. Все равно это руководство находится в твоих руках, с той лишь разницей, что в таком положении и руководить чрезвычайно трудно, и полной отдачи в работе нет».
Однако Иосиф Виссарионович не собирался пока становиться Председателем Совнаркома, хотя и не думал делиться властью с номинальным главой правительства, которого можно было снять в случае каких-либо провалов, возложив на него всю ответственность. В этих условиях Молотов мог быть только «техническим», но никак не политическим премьером.
На декабрьском пленуме 1930 года Рыкова вывели из Политбюро и освободили от должности Председателя Совнаркома, на которую 19 декабря был назначен Молотов.
Накануне пленума Сталин писал Горькому:
«15-го созываем пленум ЦК. Думаем сменить т. Рыкова. Неприятное дело, но ничего не поделаешь: не поспевает за движением, отстает чертовски (несмотря на желание поспеть), путается в ногах. Думаем заменить его Молотовым. Смелый, умный, вполне современный руководитель. Его настоящая фамилия не Молотов, а Скрябин. Он из Вятки. ЦК полностью за него».
Иосиф Виссарионович лукавил: он прекрасно знал, что как раз смелостью сын бывшего вятского приказчика никогда не отличался. Но в массах следовало создавать образ решительного руководителя, не боящегося ни трудностей, ни самого Сталина. На самом деле Коба больше всего ценил в нем трудолюбие, исполнительность и покорность его, Сталина, воле.
На посту председателя Совнаркома Молотов уделял особое внимание развитию военной промышленности. В начале 1930-х годов при СНК СССР была создана постоянная Комиссия обороны (с 1937 года — Комитет обороны) во главе с Молотовым. «Шла упорная подготовка к войне, но все учесть и успеть было просто невозможно, а страна работала без выходных, и струна напряжения и терпения у нашего народа была натянута до предела», — вспоминал Молотов.
В 1931 году возник конфликт ряда хозяйственников с председателем Госплана Куйбышевым, который пришлось, по поручению Сталина, гасить новому Председателю Совнаркома. 10 августа 1931 года Куйбышев подал на имя Кагановича, замещавшего Сталина в период отпуска, письмо с просьбой об отставке. Он ссылался на трудности, связанные с составлением планов на 1932 год и на вторую пятилетку, и, ссылаясь на болезнь, просил о полуторамесячном отпуске и переводе на менее сложную работу:
«Ввиду того что я явно не справляюсь с обязанностями руководителя Госплана, прошу освободить меня от этой работы, предоставив мне работу по моим силам (лучше было бы, если бы в области или районе)».
Сталин, до которого Каганович довел содержание куйбышевского письма, возмутился. «Тяжелое впечатление производит записка т. Куйбышева и вообще все его поведение. Похоже, что убегает от работы», — писал он Кагановичу. Иосиф Виссарионович не без оснований подозревал, что отпуск Куйбышев просит из-за очередного запоя и вообще писал письмо с тяжелого похмелья, когда не то что работать, но и жить не хочется. Вождь поручил Молотову разобраться с Куйбышевым.
14 августа 1931 года Вячеслав Михайлович писал Валериану Владимировичу:
«Т. Каганович прислал Кобе твое письмо в ЦК, и я читал его. Вижу, что с планами будущего года и будущей пятилетки дело идет медленнее, чем хотелось бы. Однако время, небольшое, мы еще имеем и, по-моему, то, что мы наметили, в частности, для работы комиссии по 1932 году, мы должны и можем сделать... Насчет твоего ухода из Госплана не может быть и речи. Уверен, что все будут решительно против. Этот хозяйственный год, год перестройки, имеет дополнительные трудности, но путь к их преодолению нащупан, и дело должно пойти вперед... Что тебе нужно, так это передышка. Это, по-моему, можно скоро осуществить, с первых чисел сентября. Итак, очень советую снять вопрос об уходе из Госплана и больше его вообще не подымать. Не такое сейчас время — надо вплотную взяться за улучшение Госплана. Мы должны тут тебе помочь, и я думаю, что дело с осени пойдет лучше, успешно».
Молотов писал языком вполне казенным, бюрократическим, хотя должен был подбодрить захандрившего товарища, а для этого стоило поискать какие-то человеческие слова. Впрочем, на этот раз все обошлось благополучно. Проспавшись и прочтя письмо Молотова, явно писавшего по поручению Сталина, Куйбышев передумал подавать в отставку, предпочтя уйти в отпуск, который и был предоставлен, как обещал Молотов, в сентябре. Кроме того, Молотов встал на его сторону в полемике с различными ведомствами по поводу контрольных плановых цифр.
Еще до убийства Кирова 1 декабря 1934 года в стране практиковались массовые репрессии во внесудебном порядке. Например, из-за неурожая на Украине были увеличены планы хлебозаготовок для Западной Сибири. В связи с этим по телеграмме Молотова из Новосибирска от 19 сентября 1934 года Политбюро предоставило секретарю Западносибирского крайкома Эйхе «право давать санкцию на высшую меру наказания в Западной Сибири в течение сентября и октября месяцев». Затем эти полномочия были продлены до 15 ноября.
Молотов стал одним из инициаторов постановления ЦИК и Совнаркома от 7 апреля 1935 года «О мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних». Еще 19 марта Ворошилов направил Сталину, Молотову и Калинину письмо, приложив к нему заметку из «Рабочей Москвы»
от 15 марта 1935 года, где, по словам Климента Ефремовича, иллюстрируются «те чудовищные факты, в которые у нас в Москве выливается хулиганство подростков», и «почти благодушное отношение судебных органов к этим фактам (смягчение приговоров наполовину и т. д.)». В заметке рассказывалось, как двое 16-летних подростков совершили два убийства, ранили еще трех человек, совершили несколько грабежей и за все свои преступления были осуждены на 10 лет заключения, причем срок из-за несовершеннолетия подсудимых был сокращен наполовину Ворошилов утверждал:
«Тов. Буль (начальник московской милиции, кончивший плохо, как и почти все чиновники НКВД его уровня. — Б. С.), с которым я разговаривал по телефону по этому поводу, сообщил, что случай этот не только не единичен, но что у него зарегистрировано до 3000 злостных хулиганов-подро-стков, из которых около 800 бесспорных бандитов, способных на все. В среднем он арестовывает до 100 хулиганствующих и беспризорных в день* которых не знает, куда девать (никто их не хочет принимать). Не далее как вчера 9-летним мальчиком ножом ранен 13-ти летний сын зам. прокурора Москвы т. Кобленца... Не только Буль, но также Хрущев, Булганин и Ягода заявляют, что они не имеют никакой возможности размещать беспризорных из-за отсутствия детдомов, а следовательно, и бороться с этой болячкой.
Думаю, что ЦК должен обязать НКВД организовать размещение не только беспризорных, но и безнадзорных детей немедленно и тем обезопасить столицу от все возрастающего «детского» хулиганства. Что касается данного случая, то я не понимаю, почему этих мерзавцев не расстрелять. Неужели нужно ждать, пока они вырастут еще в больших разбойников?»
