Заголовок статьи оставим на совести авторов (или редакции) — никаких доказательств того, что Иосиф Виссарионович собирался в последние месяцы своей жизни напасть на Америку или Западную Европу или, наоборот, ожидал нападения со стороны американцев, в ее тексте не содержится. Версию об отравлении Сталина Афиани и Фурсенко, основываясь на недавно рассекреченных данных о болезни Сталина, отвергают. Действительно, если уж кто-то хотел избавиться от Сталина, то постарался бы применить яд, гарантирующий мгновенную смерть, а не затяжную агонию, когда не вполне ясно, выкарабкается умирающий с того света или нет. Как отмечают авторы статьи, «современные медики не находят в явлениях, сопровождавших последние дни жизни Сталина, каких-либо отклонений от течения такого рода заболеваний».
Остается версия о том, что Берия (именно Берия) умышленно задержал вызов врачей. Вот что об этом пишут Афиани и Фурсенко:
«По воспоминаниям бывшего сотрудника Управления охраны отставного генерал-майора Н. П. Новика, увидев лежащего на полу Сталина, службисты стали звонить начальнику управления и министру МГБ С. Д. Игнатьеву, а затем сообщили о случившемся Маленкову
Ночью на дачу приезжали Хрущев и Булганин (но почему-то не вошли к Сталину). Затем — дважды — Берия с Маленковым. Охране было сказано не беспокоить спящего вождя... Врачи же появились только утром 2 марта вместе с министром здравоохранения А. Ф. Третьяковым и начальником Лечебно-санитарного управления Кремля И. И. Ку-периным... Вождь оставался без медицинской помощи несколько часов. Дочь Сталина вспоминала, что ее брат Василий и обслуживающий персонал дачи негодовали, считая, что Берия задержал вызов врачей. Не это ли было причиной немедленного увольнения персонала после смерти Сталина?»
Молотов так описал Чуеву смерть Сталина:
«В последние его дни я был некоторым образом в опале... Сталина я видел за четыре-пять недель до его смерти. Он был вполне здоров. Когда он заболел, меня вызвали. Я приехал на дачу, там были члены Бюро. Из не членов Бюро, по-моему, только меня и Микояна вызвали. Командовал Берия.
Сталин лежал на диване. Глаза закрыты. Иногда он открывал их и пытался что-то говорить, но сознание к нему так и не вернулось. Когда он пытался говорить, к нему подбегал Берия и целовал его руку».
Молотов в беседах с Чуевым допускал, что Сталин был отравлен Берией, сокрушаясь при этом:
«Но кто сейчас это докажет?»
И добавил:
«Вообще, вокруг смерти Сталина, конечно, не все ясно. Но я-то был отстранен в это время, на что я, конечно, на всю жизнь обижен Сталиным. Чего он меня отстранил? Кого он нашел?»
В словах Вячеслава Михайловича явно сквозит незабываемая обида на Кобу, чуть не отправившего на тот свет своего самого верного паладина.
Фактическая сторона событий у меня сомнений не вызывает. А вот традиционная интерпретация действий злодея Берии, слишком поздно вызвавшего врачей, нисколько не убеждает. Первыми-то на сталинскую дачу прибыли Хрущев с Булганиным, но вызывать врачей сразу же тоже не стали. Берия появился только некоторое время спустя, да и то в паре с Маленковым. Ясно, что единолично решить, вызывать или не вызывать врачей, он в принципе не мог. И уж совсем невероятно, что четверо руководящих деятелей Президиума ЦК, составлявшие его Бюро, здесь же, на даче, успели быстренько составить заговор и решили специально отложить вызов врачей, чтобы Иосиф Виссарионович уж точно не выкарабкался бы. Ведь в тот момент никто не знал, насколько безнадежно состояние Сталина. И если бы он все-таки уцелел, судьба всей четверки была бы незавидной. Кроме того, ее члены абсолютно не доверяли друг другу, что тоже не создавало почвы для успешного заговора. Задержку же с вызовом врачей
вполне логично объяснить тем, что Хрущев, Маленков, Булганин и Берия, узнав, что, Сталину Худо, попросту растерялись. Все они привыкли, что вождь думает за них, принимая принципиальные решения, и страшились по-слесталинского будущего с неизбежной борьбой за власть. Поэтому подсознательно лелеяли надежду, что товарищ Сталин, может быть, просто крепко спит, и все еще обойдется, и им пока не придется взваливать на себя все бремя ответственности за руководство страной.
Да и не было у четверки непосредственной причины желать скорейшего устранения Сталина. Под ударом ведь были только Молотов и Микоян, тогда как остальные имели все шансы пережить Сталина, сознавая, что до тех пор, пока Сталин не разберется с Микояном и Молотовым (а может быть, еще и с Ворошиловым), непосредственно им ничто не угрожает.
После смерти Сталина
Через несколько дней после смерти Сталина была освобождена из заключения Жемчужина. А уже 21 марта 1953 года постановлением Президиума ЦК КПСС ее восстановили в партии. Партийный билет вручил ей два дня спустя М.Ф. Шкирятов, имевший непосредственное отношение к фабрикации ее дела и четыре года назад оформлявший ее исключение из партии.
Молотов 5 марта 1953 года вновь стал министром иностранных дел и первым заместителем Председателя Совета министров. Однако его реальное политическое влияние по сравнению с 30-ми и первой половиной 40-х годов значительно упало. В формальной четверке наследников Сталина реальная власть находилась в то время у Хрущева, Маленкова и Берии, а уделом Молотова оставались исключительно иностранные дела, причем далеко не всегда и в этой сфере четверка принимала предлагавшиеся им решения. Позже, после устранения «лубянского маршала», Хрущев смог оттеснить безвольного Маленкова и стал править практически самостоятельно, опираясь прежде всего на поддержку Булганина и Микояна. Молотов опять оставался на вторых ролях, что не вызывало у него восторга.
Вскоре после смерти Сталина испортились и отношения Молотова с Микояном, с которым прежде его объединяла горькая участь изгоев. Вот что на этот счет рассказал сам Анастас Иванович:
«Несмотря на определенные и существенные разногласия в некоторые периоды 30-х годов, я уважал Молотова если не как работника и соратника (слишком уж часто наши взгляды расходились), то как старшего члена партии. Осо-
бенно мне стало жалко его и я старался ему помочь как мог, когда Сталин стал его преследовать, начав с ареста его жены Жемчужиной. Я был с Молотовым откровенен в разговорах, в том числе когда речь шла о некоторых отрицательных сторонах характера и поступков Сталина. Он никогда меня не подводил и не использовал моего доверия против меня. Молотов нередко бывал у меня на квартире, иногда со Сталиным вместе.
После смерти Сталина я почувствовал, что отношение ко мне со стороны Молотова изменилось в отрицательную сторону. Я не мог понять, в чем дело, и был очень удивлен, когда узнал от Хрущева и, кажется, Маленкова, что при предварительном обмене мнениями их с Молотовым тот высказался за то, чтобы снять меня с поста заместителя-Председателя Правительства, оставив только министром объединенного в этот момент Министерства внутренней и внешней торговли (думаю, в этом проявился шовинизм Молотова, который ему вообще был свойственен). Другие с этим не согласились, и я остался, как и раньше, заместителем Председателя Совета Министров и одновременно министром торговли.
