В момент Октябрьской революции 5-й кавалерийской дивизией командовал генерал-майор Л. Н. Великопольский, а 5-м драгунским Каргопольским полком — полковник Дараган. После Корниловского мятежа в большинстве солдатских комитетов возобладали большевики и их тогдашние союзники левые эсеры. Некоторые биографы Рокоссовского вслед за В. И. Кардашовым утверждают, будто бы Рокоссовский был в составе эскадронного или даже полкового комитета. Никаких следов того, что Константин Ксаверьевич когда-либо входил в состав хотя бы одного из них, мне в делах 5-го драгунского полка найти пока не удалось. Например, 25 октября 1917 года, когда произошло переизбрание полкового комитета, Рокоссовского не было ни в новом, ни в прежнем его составе. Председателем комитета стал старший унтер-офицер Андрей Михайлович Иванькин, полковой каптенармус, в связи с бегством большинства офицеров принявший также командование полком. Так что вопрос о том, был ли Рокоссовский членом какого-нибудь солдатского комитета, остается открытым. В кандидатской карточке от 22 апреля 1921 года единственной выборной должностью, которую он занимал, будущий маршал назвал должность помощника начальника Каргопольского кавалерийского отряда.
В 5-й кавалерийской дивизии служило немало поляков. После того как стало ясно, что царская армия гибнет, перед ними встал выбор: бороться ли за независимость Польши или присоединиться к одной из противоборствующих сторон в России. Просто разойтись по домам, как это делали большинство российских солдат, они не могли: Польша была оккупирована австро-германскими войсками. Двоюродный брат Константина Франц Рокоссовский, служивший в 6-м эскадроне, свой выбор сделал — оставил полк и отправился вместе с товарищами в формирующийся в Белоруссии Польский легион. С 27 октября 1917 года Франц Рокоссовский был снят с довольствия. Он был сыном Константина Рокоссовского, родного дяди будущего маршала. По воспоминаниям его двоюродной сестры Хелены, родня не любила Франца, считая его слишком жадным. После возвращения в Польшу Франц служил в полиции. Эту службу он продолжал и во время немецкой оккупации, но за коллаборационизм осужден не был (быть может, поддерживал связи с польским подпольем). После 1945 года двоюродный брат маршала жил во Вроцлаве. После того как Константин Константинович стал министром обороны Польши, Франц обратился к своему именитому брату с просьбой письменно подтвердить их родство, а то соседи, да и власти подозревают его в самозванстве. Неизвестно, откликнулся ли Константин на просьбу брата.
Сам он, в отличие от Франца, предпочел остаться в России и связать свою судьбу с большевиками, в которых увидел единственную политическую силу, способную в будущем возродить армию. Таким образом, он выбрал свою судьбу. Задумаемся на мгновение: что было бы, если бы Константин вслед за братом Францем отправился в Польский легион? Внук маршала Константин Вильевич Рокоссовский в беседе со мной резонно предположил, что в этом случае у Константина Константиновича был бы большой шанс оказаться в одной из катынских могил. В польской армии пределом карьерного роста Рокоссовского к 1939 году был бы полковничий чин, но, вернее всего, он встретил бы войну майором или подполковником — в Войске польском была большая конкуренция за офицерские должности. Приоритетом пользовались те, кто сделал карьеру в легионах Юзефа Пилсудского. Но, кроме них, было немало офицеров-поляков из австрийской и русской армий (в последней было даже несколько генералов, в отличие от прусской, где офицеров из числа поляков было немного). Конкурировать с ними драгунскому унтер-офицеру было очень трудно, какие бы ни обнаружились у него впоследствии военные таланты. В Красной армии же бывших царских офицеров и генералов на командных должностях уже в начале 1930-х годов остались считаные десятки, и унтер-офицер, вступивший в РКП(б), имел гораздо больше шансов сделать военную карьеру.
Если бы Рокоссовский оказался в польской армии и уцелел бы в советско-польской войне 1920 года, то в 1939 году у него могло быть несколько вариантов судьбы. Константин Константинович мог погибнуть в боях с немцами или, что менее вероятно, с советскими войсками. Он также мог попасть в немецкий плен и оставаться в лагере до конца войны. Если бы он выжил в лагере, то либо остался бы в эмиграции в Западной Европе, либо вернулся бы в коммунистическую Польшу. Там Рокоссовского могли арестовать как офицера «буржуазной» польской армии либо разрешить служить в Войске польском, но на второстепенных должностях. В любом случае, вернувшись на родину, полководцем бы он ни в коем случае не стал. Оставшись же в советской России, Константин Константинович сделал блестящую военную карьеру, внес заметный вклад в разгром нацистской Германии, выполнил свое жизненное предназначение и вошел в историю как выдающийся полководец.
В своем решении он был далеко не одинок. Большая часть армии поддержала большевистскую революцию. Популярность Ленина, Троцкого и других большевистских лидеров росла по мере того, как нарастала ненависть солдат к войне. Но у Константина, как представляется, антивоенные мотивы были отнюдь не на первом плане. Думаю, что он разглядел в большевиках единственную силу, которая, в отличие от разлагающих армейский организм эсеров, сможет создать действительно боеспособные военные формирования. В кандидатской карточке от 22 апреля 1920 года и в последующих анкетах Константин Константинович утверждал, что вступил в Каргопольский красногвардейский отряд 15 декабря (скорее всего, старого стиля) 1917 года, после того, как 2/15 декабря на фронте было заключено перемирие, а 9/22 декабря в Брест-Литовске начались переговоры представителей Совнаркома с немцами о заключении мира. Но, как мы увидим дальше, Рокоссовский, скорее всего, вступил в Красную гвардию значительно позднее, только в марте 1918 года. Этому предшествовали драматические события. 18 февраля, после отказа Троцкого подписать кабальный мирный договор, австро-германские войска начали наступление, после чего большевики выдвинули лозунг «Социалистическое отечество в опасности!» и создали Красную армию. Таким образом, Рокоссовский пошел служить под патриотическими, а не под коммунистическими лозунгами. Хотя 3 марта был подписан Брестский мир, боевые действия против австро-немецких войск и их союзников — украинских гайдамаков и донских казаков атамана П. Н. Краснова — продолжались вплоть до мая 1918 года.
Настроения солдат дивизии, в которой служил Рокоссовский, склонялись к поддержке большевистского переворота. Вот текст резолюции дивизионного совещания 5-й кавалерийской дивизии, принятой 11 ноября 1917 года (я сохраняю пунктуацию и стиль подлинника):
«Общее собрание полковых комитетов 5-й кавалерийской дивизии, выслушав доклад о перевороте 24 и 25 октября и переходе всей власти Советам Рабочих, Солдатских, Крестьянских депутатов, как в центре, так и на местах, вынесло постановление: С восторгом приветствуем Петроградский гарнизон и рабочих, как борцов за истинные интересы великого Русского трудового народа в лице рабочих и крестьян и их победу считаем огромным шагом к завоеванию свобод, провозглашенных Русской революцией.
Настал момент, когда Русский народ должен сказать: „Я хозяин страны. Я сам хочу строить свою судьбу“. Мы представители дивизии от лица своих полков заявляем: мы поддерживаем власть Советов всем, что они от нас потребуют, о всех восстающих против Советов мы кричим: руки прочь, не сметь посягать на Волю народа, в Центральный Комитет Советов Рабочих, Солдатских и Крестьянских депутатов должны войти представители всех корпусов действующей Армии…
