На обсуждение были поставлены вопросы, связанные с разработкой оперативного решения на прорыв обороны немцев с целью быстро ликвидировать окруженную группировку. Главная мысль плана операции была в том, чтобы вначале расчленить на две части находящиеся в „котле“ войска Паулюса нанесением главного удара по центру — с запада на восток. На мощную силу 2-й гвардейской армии, полностью укомплектованной и с прекрасно оснащенным мехкорпусом, в этом деле возлагались большие надежды.
Малинин ознакомил с оперативной обстановкой на Донском фронте, которая осложнилась в связи с появлением в Котельниковском танковых дивизий Манштейна, что в свою очередь вызвало оживление немцев по всему кольцу окруженной группировки. Штаб фронта предлагал ввести 2-ю гвардейскую на стыке 65-й и 21-й армий, ударные группировки которых примыкали бы к войскам Р. Я. Малиновского и действовали совместно с ними. Таким образом, на главном направлении рассекающего удара должны были наступать силы трех армий. Малиновский доложил о состоянии подходящих войск: в его армии два стрелковых и один механизированный корпус, сформированные из сибиряков и дальневосточников.
Наступление намечалось начать 14 декабря. Но двенадцатого из Котельниковского ударил по войскам Сталинградского фронта Манштейн. Все наши планы переменились, поскольку Ставка немедленно передала 2-ю гвардейскую армию в распоряжение Еременко для отпора и разгрома деблокирующей группировки противника.
Константин Константинович был огорчен, что ему не удалось отстоять перед Верховным Главнокомандующим свое предложение об использовании войск генерала Малиновского. Существо предложения сводилось к тому, чтобы, несмотря на приближение войск Манштейна, выполнить изложенный выше и утвержденный 9 декабря Ставкой план, ускорив тем самым ликвидацию окруженной группировки. А в последующем все освободившиеся силы фронта — шесть армий — должны обрушиться на войска, спешившие деблокировать окруженную группировку Паулюса, и разгромить их.
Верховный Главнокомандующий признал предложение Рокоссовского смелым и заслуживающим внимания, но слишком рискованным. Ставкой было принято предложение А. М. Василевского использовать Вторую гвардейскую армию для усиления войск, действовавших против Манштейна. В связи с этим решением Ставки Донской фронт уже не мог рассчитывать на то, что армия Р. Я. Малиновского войдет в его состав. Рокоссовский предложил временно приостановить проведение операции по ликвидации немецкой группировки Паулюса. Он исходил из того, что недостаточно мощные удары по окруженным немецко-фашистским войскам нашими армиями, которые истощены и ослаблены непрерывными длительными боями, ничего, кроме излишних потерь, нам не принесут. Поэтому считал необходимым решать обе задачи последовательно, не распыляя имеющихся сил и не разбрасываясь. Ставка согласилась с его предложением и дала обещание усилить войска Донского фронта перед проведением заключительной операции в Сталинградской битве».
Использование 2-й гвардейской армии против деблокирующей группировки Манштейна оказалась излишней. Советское наступление на Дону и разгром 2-й венгерской и 8-й итальянской армий вынудили немецкое командование перебросить туда главную ударную силу деблокирующей группировки — недавно прибывшую из Франции 6-ю танковую дивизию, без которой наступление на помощь Паулюсу пришлось прекратить еще до ввода в бой 2-й гвардейской армии. Целесообразнее, вероятно, было бы использовать армию Малиновского для наступления на Ростов-на-Дону, что позволило бы отрезать все южное крыло германского Восточного фронта. Но Сталин решил иначе.
Что же касается предложения Рокоссовского о том, чтобы использовать 2-ю гвардейскую армию для быстрого разгрома окруженной группировки Паулюса, то, анализируя ход последующих событий, приходишь к выводу, что быстрой победы над окруженными в этом случае достичь все равно не удалось бы. Ведь когда 10 января 1943 года войска Рокоссовского перешли в наступление против 6-й немецкой армии, им пришлось вести боевые действия в течение трех недель. А к тому времени окруженные были гораздо сильнее истощены, чем в середине декабря, и испытывали гораздо более ощутимый недостаток боеприпасов, поскольку немецкие аэродромы отодвинулись от «котла» на 100–150 километров, да и условия погоды еще больше затруднили снабжение сталинградской группировки. В случае же, если бы войска Рокоссовского и Еременко, подкрепленные 2-й гвардейской армией, начали бы наступление против армии Паулюса, как и планировалось, в середине декабря, бои вообще могли бы затянуться на 4–5 недель, что вызвало бы только дополнительные потери наступающих советских войск и не приблизило бы сколько-нибудь существенным образом срок ликвидации сталинградского «котла».
Таким образом, оптимальным способом использования 2-й гвардейской армии было бы бросить ее в наступление на Ростов. Тогда бы и деблокирующая группировка Гота быстрее покатилась бы на запад, и появился бы реальный шанс отрезать немецкие войска, застрявшие на Кавказе. Но Ставка решила не рисковать и предпочла иметь синицу в руках — гарантированное уничтожение окруженной в Сталинграде группировки, лишенной помощи извне.
8 декабря в штаб Донского фронта прибыл новоназначенный член военного совета Донского фронта К. Ф. Телегин. При первой встрече он запомнил Рокоссовского таким:
«Рокоссовский оказался человеком очень высокого роста. Но кроме того, отличался он той спортивной статью, которая столь привлекательно молодит людей. Я знал, что ему перевалило за сорок пять, и юношеская подвижность, с какой он поднялся и вышел из-за стола, была тем первым впечатлением, на которое потом наслаивались все последующие.
Минуту-другую мы, словно подыскивая тему для разговора, обменивались малозначительными фразами: „Как доехали?“ — „Спасибо, хорошо!“ — „Как настроение?“ — „Отличное!“ — и еще что-то в этом роде. Однако мне больше запомнились не эти фразы, а то, что удалось прочитать во взгляде, уловить в жестах и поведении командующего.
Вскоре, однако, разговор наладился. И, наверное, не случайно зашел он о Москве. Интерес к тому, как и чем живет сейчас Москва, что нового в столице, К. К. Рокоссовский проявлял не из вежливости — оставил он на полях Подмосковья частицу своего сердца, и немалую. Находились тогда в Москве и его близкие: жена Юлия Петровна и дочь Ариадна.
Константин Константинович оказался на редкость открытым и даже более того — нараспашку открытым человеком. Привлекательной с первых же минут была его манера общения. Он был ровным, деликатным, внимательным и буквально во всех других отношениях располагающим к себе, и, как потом мне довелось узнать, был таким всегда, со всеми без исключения — от рядового бойца до командарма.
Говорил негромко, иногда задумывался, словно взвешивал приведенные доводы. Очень заметной была его способность вовремя отреагировать на намерение собеседника вступить в разговор. В такие моменты он замолкал на полуслове или поощрительно спрашивал: „Вы хотели что-то сказать?“
Была в его поведении легко ощутимая интеллигентность. Громко смеялся он очень редко, чаще улыбался. При этом лицо его становилось удивительно красивым».
Ликвидация окруженной группировки в связи с тем, что 2-я гвардейская армия была переброшена в район Котельниково, была отложена. Ряд советских генералов в то время предлагали вообще отказаться от широкомасштабного наступления против армии Паулюса, а взять ее измором.
