«В наших рядах есть люди разных политических воззрений, есть преданные идее монархии, но есть и такие, которые увлечены демократическими течениями. Только злая клевета может бросить нам обвинение в реакционных стремлениях. Нет, это не реставрация. Такое героическое напряжение воли не может быть направлено только для восстановления петербургского бюрократического порядка управления.
Никто не стал бы жертвовать столь многим, что бы только увидать во всем прежнем виде старый режим…
Никто не станет умирать за реставрацию, но точно также никто не станет жертвовать жизнью за торжество эсеровской программы и Учредительного собрания с Черновым во главе.
Дело идет о чем-то гораздо большем. Люди не хотят быть рабами и не хотят видеть свою родину под властью самой позорной тирании, которую только можно себе представить».
В другой статье, «Как мы понимаем революцию», Львов настаивал: «Мы были и остаемся убежденными монархистами, но мы никогда не позволим себе навязывать наших убеждений другим, но равным образом мы всеми силами будем бороться против вырыванья для себя из рук власти разных вольностей и свобод, навязывания нам демократической республики и каких-либо партийных программ. Россия выйдет из борьбы таковой, какой создаст ее воля людей, отдавших себя всецело делу борьбы».
Эти взгляды практически не отличались от взглядов Врангеля. Его монархизм (который, однако, нельзя было провозглашать открыто по тактическим соображениям, прежде всего из-за необходимости сотрудничать с Англией и Францией, а позднее — и с Польшей, и с любыми антибольшевистскими силами в России) разделяли офицеры флота, а также кадровые офицеры царской армии. Монархисты также составляли основную массу тех, кто был произведен в офицеры в годы Первой мировой войны. Республиканцами были большинство офицеров Добровольческого корпуса, за исключением дроздовцев, среди которых преобладали монархисты. Республиканские идеи были популярны также среди казачьих офицеров, считавших, что при таком политическом устройстве легче будет обеспечить автономию казачьих областей. Таким образом, даже среди командного состава Русской армии не было единства по вопросам формы правления в России. Поэтому выдвижение монархических лозунгов могло расколоть армию.
Первого июня Врангель был извещен, что в Севастополе раскрыт «монархический заговор» офицеров флота и произведены аресты. Заговорщики пытались уговорить лейб-казаков из охраны Врангеля арестовать его и Шатилова. Власть планировалось передать великому князю Николаю Николаевичу, а до его приезда в Крым — его пасынку, герцогу Сергею Лейхтенбергскому, состоявшему ординарцем при Слащеве. Контрразведка сочла, что весь заговор был результатом провокации большевистского агента Пинхуса, стремившегося дискредитировать белых в Крыму. Пинхуса расстреляли, а заговорщиков отправили на фронт.
После того как контрразведывательные органы были взяты под контроль генералом Климовичем, по признанию даже чуткого к любому пренебрежению к правам человека В. А. Оболенского, «разбои и насилия контрразведки почти прекратились, а уличенные в злоупотреблениях ее чины наказывались».
Главный удар врангелевских спецслужб был направлен против большевистского подполья. 19 мая начальник Особого отделения Морского управления подал начальству рапорт о разгроме Центрального комитета большевиков в Севастополе. Эта группа держала связь с «зелеными» под командованием капитана П. В. Макарова, бывшего адъютанта Май-Маевского. Всего было задержано 18 человек, в том числе бывший шофер Деникина и шофер Врангеля Колесников. Шестеро из них были казнены, четверо оправданы, трое приговорены к тюремному заключению, пятеро — к каторжным работам. Советским агентом, как выяснилось позднее, был высокопоставленный сотрудник «политической части» штаба Врангеля полковник Симинский.
Аресты прошли в Керчи, Симферополе и других городах. Коммунистическое подполье было подавлено. Возобновить его с помощью агентов, засланных из Советской России, не удалось.
А вот с отрядами «зеленых» вплоть до эвакуации Крыма врангелевские власти справиться не смогли, но большого беспокойства они все-таки не доставляли. Численность «зеленых», среди которых преобладали дезертиры и «уклонисты» от мобилизации, не превышала тысячи человек.
Пятого августа из Советской России в Крым приплыл на катере матрос Мокроусов с двадцатью партизанами, 500 миллионами царских рублей, 200 тысячами турецких лир и пулеметом. Он соединился с отрядом Макарова и атаковал и частично уничтожил Бешуйские угольные копи, а позднее совершил набег на Судак. Врангель считал, что к концу лета у Мокроусова в отряде было около 300 человек.
Главнокомандующему легко удалось справиться с фрондой донских казаков. В газете «Донской вестник», издававшейся при штабе Донского корпуса начальником его политотдела графом дю Шайля, критиковался Добровольческий корпус, будто бы бросивший донцов на произвол судьбы в Новороссийске, и исподволь проводилась идея независимого Донского государства.
Шестого апреля Врангель издал по этому поводу приказ:
«Бьет двенадцатый час нашего бытия. Мы в осажденной крепости Крыму.
Успех обороны крепости требует полного единения ее защитников. Вместо этого находятся даже старшие начальники, которые политиканствуют и сеют рознь между частями.
Пример этому — штаб Донского корпуса.
Передо мной издание штаба — „Донской вестник“.
Газета восстанавливает казаков против прочих неказачьих частей Юга России, разжигает классовую рознь в населении и призывает казаков к измене России.
По соглашению с Донским Атаманом приказываю Ген<ералу> Сидорину сдать должность Ген. Абрамову. Отрешаю от должности Начальника Штаба корпуса Ген. Кельчевского и Ген<ерал-> Кварт<ирмейстера> Ген. Кислова. Начальника полит, отдела и редактора газеты Сотн<ика> гр<афа> дю Шайля предаю военно-полевому суду при коменданте главной квартиры. Следователю по особо важным делам немедленно на месте произвести следствие для обнаружения прочих виновных и предания их суду.
Газету закрыть.
Впредь буду взыскивать беспощадно со всех тех, кто забыл, что в единении — наш долг перед Родиной».
Дю Шайля, отданный под суд за публикацию «статей, направленных к созданию розни между казачьими и неказачьими элементами русской армии» и пропаганду донского сепаратизма, при аресте пытался застрелиться. В апреле Севастопольский военно-морской суд под председательством А. М. Драгомирова приговорил командующего Донским корпусом В. И. Сидорина и его начальника штаба А. К. Келчевского к четырем годам каторжных работ, но Врангель ограничился исключением обоих со службы с лишением права ношения мундира и высылкой опальных генералов в Константинополь. Дело дю Шайля, который, тяжело раненный, находился в лазарете, рассматривалось в августе. Поскольку главная цель — устранение Сидорина и Келчевского — была достигнута, дю Шайля оправдали как действовавшего по приказу своих непосредственных начальников.
В Севастополе 22 июля врангелевским правительством было подписано соглашение с атаманами и правительствами казачьих областей Дона, Кубани, Терека и Астрахани: казачество получало полную внутреннюю автономию, но при этом все казачьи части подчинялись Врангелю как главнокомандующему. В ведении центральной власти также оставались телеграф и железные дороги, проходящие по казачьим землям, финансы и таможня.
