В более чем легкомысленном отношении к узам брака Михаил Николаевич принципиально не слишком отличался от других командиров Красной армии и в 20-е, и в 30-е годы. Церковный брак был почти что запрещен, а для коммунистов попросту опасен, поскольку грозил исключением из партии и полным крахом карьеры. И если уж на то пошло, венчание, как мы только что убедились, не спасло второй брак Тухачевского. Да и гражданский брак отнюдь не признавался обязательным. Люди сходились, жили несколько лет, расходились. От подобных непрочных союзов оставались дети, обреченные на безотцовщину при живых отцах. В армии, одной из наиболее закрытых, замкнутых в себе ячеек общества, флирт старших командиров с женами подчиненных расцветал пышным цветом. В архивах сохранилось донесение о любопытном инциденте, происшедшем в середине 30-х в Минске, в штабе Белорусского военного округа на банкете после обильных возлияний. Одному из командиров показалось, надо полагать, не без оснований, что командующий округом командарм И. П. Уборевич (отметим в скобках — близкий друг Тухачевского) слишком откровенно ухаживает за его женой, и он залепил Иерониму Петровичу тортом в физиономию. Примерно к тому же времени относится жалоба одного майора из Ленинграда, что заместитель наркома маршал Тухачевский несколько часов без ведома мужа катал его жену на своем автомобиле. Как знать, может быть, Михаил Николаевич позволил себе и нечто большее, о чем супруга предпочла не рассказывать ревнивому майору. Тухачевский если и выделялся из командирской среды в этом отношении, то только тем, что был кавалером вежливым, галантным (это отмечают все его знавшие), никогда не употреблял грубых слов, не злоупотреблял спиртным. По утверждению Лидии Норд, ее свояк традиционной для красных командиров водке предпочитал коньяк, да и тот стал обильно употреблять лишь в последние месяцы жизни, чувствуя сгущающиеся над собой тучи.
Вскоре после второй женитьбы Тухачевского у него произошел конфликт с Реввоенсоветом Западного фронта. О нем поведал, хотя и весьма туманно, сослуживец Михаила Николаевича И. А. Телятников, работавший в ту пору в политотделе фронта и являвшийся членом партбюро: «Хорошо помню, какая нездоровая обстановка создалась вокруг Тухачевского в начале 1924 года, незадолго до назначения его помощником начальника Штаба РККА. Поползли грязные сплетни. Исходили они, как мне казалось, от начальника Политуправления В. Н. Касаткина, человека властолюбивого и, безусловно, склонного к интригам. Неблаговидную роль играл при этом и секретарь партийной организации Васильев. Его стараниями в склочное дело было вовлечено почти все партийное бюро. В результате Тухачевский выехал к новому месту службы с очень нелестной характеристикой. На заседании партбюро, когда обсуждалась эта характеристика, Михаил Николаевич держался с завидной выдержкой и достоинством. Но у меня создалось впечатление, что защищать себя он не умеет». Здесь мемуарист явно соединил два конфликта, происшедшие у Тухачевского с Реввоенсоветом Западного фронта. Первый из них произошел в 1921 году, вскоре после второй женитьбы Михаила Николаевича и перед его назначением 25 июля начальником и комиссаром Военной академии РККА в Москве. Само это назначение явно стало следствием сложившихся напряженных отношений с партийным руководством фронта.
Более подробно об обстоятельствах этого конфликта рассказала Лидия Норд. Оказывается, в Красной армии в ту пору еще сохранялся такой «старорежимный пережиток», как дуэли. Одна из них и послужила поводом к началу конфликта. По пьяному делу стрелялись из-за женщины командир и комиссар полка, причем инициатором дуэли выступил комиссар, пообещавший командиру убить его «как собаку», если тот откажется от поединка. В результате комиссар был убит, а командир — ранен в руку. Оба дуэлянта были партийными и, по выражению мемуаристки, «потомственными пролетариями», так что версия об убийстве комиссара «по контрреволюционным мотивам» сразу же лопнула как мыльный пузырь. Отпадала версия и о конфликте по службе, поскольку служили командир и комиссар в разных полках. Поэтому, по свидетельству свояченицы Тухачевского, «Реввоенсовет Западной армии (тогда политуправлений еще не было) (здесь Лидия Норд абсолютно права и не прав Телятников: Реввоенсовет Западного фронта был заменен Политуправлением только в апреле 1924 года, уже после отъезда Тухачевского из Смоленска; отмечу также, что В. Н. Касаткин временно исполнял должность члена Реввоенсовета до декабря 1923 года, и вполне возможно, что описываемый конфликт произошел не в начале 24-го, а еще в конце 23-го года. — Б. С.), разобрав дело, решил его замять».
В приказе объявили, что комиссар «неосторожно разряжал револьвер» и при этом не только смертельно ранил себя, но еще и ухитрился зацепить получившего строгий выговор командира. Почти как у Михаила Булгакова в «Днях Турбиных», где немецкий майор сообщает о мнимом ранении генерала Шратта (под видом которого производят «моментальную эвакуацию» незадачливого «гетмана всея Украины» П. П. Скоропадского, забинтовав ему лицо): «Генерал фон Шратт зацепил брюками револьвер, ошибочно попал к себе на голова». Так и в случае дуэли командира с комиссаром фарсовость официальной версии была слишком очевидна.
«Спустить на тормозах» дело о дуэли не удалось. Лидия Норд так излагает дальнейшее развитие событий: «Донес ли кто о дуэлях в Москву или Реввоенсовет… сам послал туда рапорт — не знаю, но вскоре оттуда прибыли спецуполномоченные для нового разбора дела. Одновременно из Москвы был получен приказ, где Тухачевскому „ставилось на вид“, что в Западной армии „процветает самый отвратительный пережиток офицерщины — дуэли“.
Однажды вечером к командарму явился сильно перепуганный начальник артиллерии армии… Садлуцкий в сопровождении начальника Особого отдела… и армейского комиссара Смирнова.
— Представьте, еще комиссия не закончила работу, а у меня уже заваривается новая дуэль, — сказал, здороваясь, Садлуцкий, — поэтому мы и явились к вам…»
Суть дела свелась к ссоре между помощником командира одного артиллерийского полка и начальником боеснабжения того же полка. Первый съездил второго по физиономии, после того как тот назвал его «золотопогонной контрой». О намечавшейся дуэли успела донести жена начальника боеснабжения, опасаясь за жизнь мужа.
Рассказ Лидии Норд о том, как Тухачевский разрешил ситуацию, кажется достоверным из-за обилия весьма правдоподобных деталей и характеризует Михаила Николаевича с самой лучшей стороны. Его стоит привести почти целиком: «Тухачевский сдвинул брови. Подумал. Потом, оглядев всех, спросил:
— Что же вы решили?
— Мы считаем, — ответил… начальник Особого отдела, — что помощник комполка должен отвечать за рукоприкладство — это не царская армия… — ядовито подчеркнул он.
— Рукоприкладством может считаться, когда старший командир ударит младшего или бойца, у них же звания одинаковы, — сухо сказал командарм и обратился к комиссару: — А что ты думаешь?
— Я считаю, что помощник комполка, еще при первых недоразумениях (а таковые были), должен был прийти к комиссару полка и пожаловаться ему, — ответил Смирнов.
— Жаловаться на товарища, да еще по мелочам, считалось у нас фискальством, — возразил Тухачевский. — От этого отучали еще в корпусах…
