И в тех же «Вопросах современной стратегии» Тухачевский, по-прежнему веря, что Красной армии в будущей войне придется главным образом наступать, а не обороняться, высказывал весьма здравые мысли. «Надо иметь в виду, — предупреждал он, — что в современных условиях ведения войны очень часто одной операцией достигнуть уничтожения врага не удается. Противник зачастую ускользает из-под удара. Поэтому приходится вести операции одну за другой с тем, чтобы доконать противника хотя бы у последней черты его сопротивления. А эта черта находится там, где начинаются районы, питающие войну». Отсюда следовал вывод: «Мы должны считаться с тем, что нам предстоят тяжелые, длительные войны». Данный прогноз полностью подтвердился в ходе Второй мировой войны, когда сопротивление вермахта прекратилось лишь после оккупации войсками союзников почти всей территории Германии, включая столицу.
И еще один вывод Тухачевского вполне актуален и сегодня: «Искусство уничтожения вооруженных сил врага является основным условием экономного и успешного ведения войны, и в этом искусстве, как и во всем искусстве стратегии, мы должны постоянно совершенствоваться». А в статье 1927 года «Задачи общевойсковой подготовки» начальник Штаба РККА сформулировал: «Основной тактический принцип — это действовать сообразно обстановке». Он был сторонником того, чтобы командирам была предоставлена необходимая самостоятельность как на учениях, так и в реальных боевых условиях. Хотя и здесь проявился свойственный Тухачевскому волюнтаризм. Неслучайно ведь Михаил Николаевич подчеркивал: «Чрезвычайно вредно и опасно допустить у командира легкомысленное реагирование на изменение обстановки. Наоборот, упорство и настойчивость в достижении всей поставленной задачи зачастую в состоянии перебороть любые невыгодные обстоятельства в слагающейся в связи с изменением обстановке».
Подобные настроения были широко распространены в Красной армии в 20-е годы, да и позже. Например, бывший генерал-лейтенант белой армии Я. А. Слащов (знаменитый «крымский вешатель», прототип булгаковского Хлудова из «Бега»), преподававший после возвращения в СССР тактику на командных курсах «Выстрел», в своих лекциях отстаивал ту же мысль, что и Тухачевский: «В бою держитесь твердо своего принятого решения — пусть оно будет хуже другого, но, настойчиво проведенное в жизнь, оно даст победу, колебания же приведут к поражению». Вот так под Варшавой командующий Западным фронтом с настойчивостью, достойной лучшего применения, продолжал осуществлять свой план глубокого охвата польской столицы с севера, тогда как уже обозначилась вся рискованность положения его открытого южного фланга. Чем это кончилось — хорошо известно.
Глава девятая
«ХОЧЕШЬ МИРА — ГОТОВЬСЯ К ВОЙНЕ»
На должности начальника Штаба РККА Тухачевский пробыл до мая 1928 года. Причиной его ухода с этого поста послужили постоянные конфликты с Ворошиловым. Например, 5 апреля 1928 года Тухачевский писал наркому: «Считаю необходимым доложить два основных момента, делающих работу Штаба РККА совершенно ненормальной… Прежде всего и в текущей и в плановой работе создается такое положение, что зачастую может казаться, будто Вы, как нарком, работаете сами по себе, а Штаб РККА сам по себе, что совершенно противоестественно, так как, по существу, штаб должен быть рабочим аппаратом в Ваших руках по объединению всех сторон и работ по подготовке войны. Если он таким аппаратом не является, то значит дело не в порядке». Через несколько дней, 16 апреля, Ворошилову поступило другое письмо, а точнее говоря, донос на Тухачевского за подписями Буденного, Егорова и Дыбенко, где начальник штаба Красной армии обвинялся в том, что якобы самоустранился от руководства работой и не соответствует занимаемой должности. В конце концов Михаил Николаевич осознал, что все его инициативы по перевооружению войск и реорганизации органов военного управления блокируются наркомом, и подал рапорт об освобождении от должности.
Его назначили командующим Ленинградским военным округом, где начальником штаба состоял его друг Б. М. Фельдман. К тому времени Тухачевский, как мы помним, женился вторично. В Смоленске он вступил в брак с Ниной Евгеньевной Гриневич, происходившей из дворянской семьи. До этого она была замужем за политработником Лазарем Наумовичем Аронштамом, дослужившимся впоследствии до высокого звания армейского комиссара 2-го ранга и в 1938 году разделившим печальную участь своего удачливого соперника. За Аронштама Нина вышла в 1920 году, в 19 лет, и уже через год ушла от него к Тухачевскому. В 1922 году у них родилась дочь Светлана.
О знакомстве с Тухачевским Нина Гриневич рассказала уже на следствии: «В 1920 году, примерно в марте месяце, я и мой отец… уехали в город Ростов-на-Дону… в штаб Западного фронта в город Смоленск я приехала примерно через полгода и устроилась работать в секретариат… В 1921-м я вышла замуж за Тухачевского и уехала в город Тамбов, куда он был переведен на работу». Возможно, из-за его связи с Гриневич и покончила с собой первая жена Тухачевского, Мария Владимировна Игнатьева.
Нина любила Тухачевского, который, однако, далеко не всегда хранил супружескую верность — время от времени, как видно по воспоминаниям Лидии Норд и другим источникам, у него случались кратковременные романы. Более длительная связь установилась с секретаршей Юлией Кузьминой, с которой Михаил Николаевич сошелся во время вторичного переезда в Москву в 1924 году. Вскоре Юлия развелась с мужем — бывшим комиссаром Балтфлота Николаем Кузьминым. Несмотря на это, Кузьмин и Тухачевский сохранили дружеские отношения, и Михаил Николаевич содействовал служебной карьере Николая Николаевича. Тухачевский смог устроить любовнице с дочкой квартиру в Москве, а потом взял с собой в Ленинград, где тоже выхлопотал для них квартиру.
В последние месяцы жизни Тухачевского с его второй супругой познакомилась Лидия Шатуновская, приемная дочь старого большевика, которая обитала в одном с Тухачевскими правительственном доме, после выхода повести Юрия Трифонова известном в народе как «Дом на набережной» (а также как «индийская гробница» — из-за обилия установленных на нем мемориальных досок в честь знаменитостей, не переживших, как правило, 37–38-го годов). Знакомство произошло на курсах английского языка, организованных «женским активом» дома. Нина Евгеньевна собиралась вместе с мужем в Лондон на коронацию короля Георга VI и хотела подучить язык, чтобы не быть молчаливой статуей на приемах. Шатуновская, которая, как и Лидия Норд, в конце концов оказалась на Западе, в своих мемуарах «Жизнь в Кремле» дает очень сочувственный портрет той, кому вскоре предстояло стать вдовой Тухачевского и лишь ненадолго пережить казненного маршала: «Нина несколько раз приходила ко мне, мы занимались вместе английским языком и хорошо познакомились. Была она очень хорошенькой, изящной, мягкой женщиной. Она была интеллигентна, очень хорошо воспитана, происходила из хорошей, отнюдь не пролетарской семьи. В личной жизни она была глубоко несчастна. Все знали, что, кроме официальной семьи, у Тухачевского есть другая, тайная семья, что от его второй, неофициальной жены у него есть дочь того же возраста, что и дочь Нины (не очень-то тайная была, выходит, связь Тухачевского с Юлией Кузьминой, если „все знали“; главное же, об „официальной любовнице“, или „неофициальной жене“, Тухачевского было очень хорошо осведомлено НКВД и держало ее „под колпаком“. Замечу, что Кузьмин был уверен, что дочь у Юлии от него, а не от Тухачевского. Позднее он утверждал на следствии: „Тухачевский женат на моей бывшей жене и очень внимательно относился к моей дочери. Поэтому товарищеские отношения с ним после ухода моей жены не испортились“. — Б. С.). Обеих этих девочек звали одинаково. Обе были Светланами». Видно, неравнодушен был Михаил Николаевич к этому имени, хотел, чтобы у дочек судьба была светлая, а у обеих впереди были лагеря… В 1937-м Светлане Тухачевской было тринадцать, а Светлане Кузьминой — одиннадцать лет…
