Пройдет 56 лет после этой встречи, он давно уже будет покоиться в усыпальнице Петропавловского собора, она же будет продолжать править Британской империей. И вот внучка королевы Виктории – вопреки воле бабушки, считавшей безумием выходить замуж в Россию, – станет российской императрицей. Последней. А еще через 23 года, в 1918-м, король Георг V, родной брат ее матери (кстати, внешне почти неотличимо похожий на ее мужа, русского императора Николая II), ничего не сделает, чтобы попытаться спасти своих родственников. Такое вот печальное окончание отношений между потомками очаровательных молодых людей, во имя долга отказавшихся от любви.
Вернувшись из заграничного путешествия (на обратном пути из Англии он несколько дней провел в Дармштадте), Александр вновь, к ужасу родителей, воспылал страстью к Ольге Калиновской. Даже заявил, что готов последовать примеру дядюшки, Константина Павловича, нашедшего счастье с полькой Иоанной Грудзинской (в замужестве – княгиней Лович) и отказавшегося от трона. Николай Павлович решительно пресек продолжение этого романа, выдав Ольгу замуж за мужа ее покойной сестры, Иринея Огинского, одного из богатейших людей Польши. Вскоре у супругов родился первый сын. Став взрослым, он утверждал, что его отцом был император Александр II. Кто знает?
Александру Федоровну влюбчивость сына огорчала чрезвычайно. «Что будет с Россией, – с болью писала она в дневнике, – если человек, поставленный царствовать над ней, неспособен владеть собой, подчиняется собственным страстям и не может их контролировать?» Она очень любила сына и, наверное, поэтому так опасалась за его судьбу и за судьбу России. К сожалению, она нечасто ошибалась в своих пророчествах…
А тем временем маленькая Гессен-Дармштадгская принцесса продолжала играть в куклы и запоем читать в мрачном пригородном замке своего названного отца. Она не подозревала, что судьба ее уже решена, что она обречена стать жертвой случайных и вовсе не зависящих от нее обстоятельств: случайная, незапланированная остановка наследника в Дармштадте; невозможность (по политическим мотивам) брака Александра с английской королевой; невозможность и брака (по мотивам династическим) с бывшей возлюбленной, Ольгой Калиновской. Мария стала самым приемлемым для всех выходом из положения. Именно так смотрели на нее поначалу все. Это потом ее скромное очарование покорит не только жениха и свекровь, но и самого Николая Павловича, который будет относиться к ней едва ли не с такой же заботой и нежностью, как к обожаемой жене. Похоже, он, как и Александра Федоровна, почувствовал, какой незащищенный, застенчивый, одинокий и ранимый человек его юная невестка, и хотел, как мог, облегчить ей переход в новую жизнь. Парадоксально, но суровый, холодный Николай был с близкими мягок и добр; а его мягкий, добросердечный сын, наоборот: именно с близкими – бессердечен.
Приезд российской императрицы в Дармштадт за невестой для наследника стал сенсацией. При всех европейских дворах недоумевали: за что этой «якобы принцессе» такая честь?! А сама невеста была смущена, растрогана, благодарна, но и напугана: она к тому времени уже знала, почему Александра Федоровна поначалу была категорически против выбора сына, и полностью оправдывала такое отношение русской императрицы. Мария сама всегда чувствовала свою ущербность, неполноценность. Ей и спустя годы будет неловко, что ее, незаконнорожденную, судьба вознесла так высоко – не по праву. Скорее всего, именно этим объяснялась ее робость, скованность, апатия, в которых ее часто упрекали.
Сначала императрица привезла принцессу Марию в Царское Село: Александра Федоровна хотела, чтобы она хоть немного освоилась, познакомилась с людьми, с которыми ей придется жить до конца дней. 7 сентября 1840 года высоконареченную невесту повезли из Царского в столицу. Остановились в путевом дворце, чтобы переодеться и сменить экипажи. Царскую невесту одели в белый шелковый сарафан с голубым шлейфом, вышитым серебром, украсили драгоценностями и темно-малиновой бархатной повязкой, обшитой бриллиантами; на голову накинули вышитую серебром вуаль. Такой роскоши Мария не только никогда не носила, но и не видела. Она была не рада великолепному наряду, а смущена и растеряна. Переодевшись, уселись в золоченые кареты и медленно, торжественно направились через весь город к Зимнему дворцу. У входа их встречали государь и наследник. Мария от волнения была бледна, не решалась поднять глаз.
В столице начались бесконечные балы и праздники в честь предстоящей помолвки. Но виновница этих торжеств часто не могла на них присутствовать. О причине рассказала Анна Федоровна Тютчева:
Много раз после долгих усилий преодолеть застенчивость и смущение она ночью в уединении своей спальни предавалась слезам и долго сдерживаемым рыданиям. Затем, чтобы устранить следы своих слез, она открывала форточку и выставляла свои покрасневшие глаза на холодный воздух зимней ночи. Вследствие такой неосторожности у нее на лице появилась сыпь, от которой чуть не навсегда пострадала изумительная белизна ее лица. Эта болезнь, затянувшаяся довольно долго, заставила ее безвыходно просидеть в своей комнате в течение нескольких недель и дала ей возможность постепенно освоиться с членами своей новой семьи и особенно привязаться к своему царственному жениху, который не только не отдалился от молодой невесты вследствие болезни, одно время угрожавшей ей потерей красоты, но, наоборот, удвоил свои заботы и проявления нежной внимательности и этим привязал к себе ее сердце, еще слишком юное, чтобы испытывать более страстные чувства. Именно после болезни у нее появилась некоторая уверенность в реальности происходящего: значит, этот прекрасный принц действительно любит ее, если его не оттолкнуло грозящее ей уродство; значит, рядом с ней будет родная душа – главное, чего ей недоставало и о чем она едва осмеливалась мечтать.
Для Марии, человека глубокого, не способного притворяться, очень труден был переход в новую веру. Я уже рассказывала в предыдущей главе, как помогла ей в этом Александра Федоровна. Миропомазание состоялось 5 декабря. Гессенская принцесса стала православной великой княжной Марией Александровной. На следующий день с присущей петербургскому двору и так никогда и не ставшей привычной для Марии пышностью совершилось обручение. Через четыре с половиной месяца была назначена свадьба.
Одна из фрейлин принцессы, а позднее – камер-юнгфера императрицы, Александра Ивановна Яковлева-Уотермер вспоминала:
Рано утром в дежурную комнату вошел мужчина очень высокого роста, довольно полный, с маленькой головой, с гладко причесанными волосами, со звездой на груди. Его появление меня несколько озадачило, так как с этой стороны никто не имел права войти, кроме царской фамилии и доктора, а о всех остальных должен был докладывать камердинер. Я только что хотела ему это заметить и предложить обратиться к камердинеру, как он весьма вежливо поклонился и сказал; «Могу ли я вас попросить доложить принцессе, что Жуковский, ее учитель, желал бы представиться ей». Конечно, я была рада исполнить его желание и сама доложила о нем принцессе и проводила его к ней. Я была очень довольна, что мне удалось увидеть нашего знаменитого писателя.
