Словом, 70 страниц — это часть того памятника, который прусский военный писатель воздвигал во славу растущей Пруссии и своим компаньонам. Им он и посвятил его: «Вам посвящаю, товарищи, эти строки… Если я согрел Ваши сердца и удовлетворил Ваш ум, моя цель достигнута, и пусть буря событий потом размечет эти листья так, чтобы от них не осталось и следа».
Но и в этом несовершенном труде заключена одна из крупных идей капитального труда, а именно идея неуклонного стремления к цели, достижения идеальной точки развития. Это та идея, вокруг которой вьются понятия тактики и стратегии, обороны и наступления, абсолютной войны и войны с ограниченной целью и т. д. «Поход 1813 года» — это картина этапа на пути других более широких достижений; в труде красиво отражена мысль о необходимости и постоянстве целевого устремления в каждом боевом акте — та мысль, которая потом явилась рамой, в которую автор вставил свой великий труд «О войне».
В июле 1813 г. Клаузевиц написал небольшой мемуар под заглавием «Über den Parteigänger — Krieg des Majors von Boltenstern» [ «О партизанах — война майора фон Болтенштерна»]
[219]. В ожидании, что война начнется в Силезии, намечалось занятие гор корпусом партизан, чтобы отсюда угрожать правому флангу противника. Майор фон Болтенштерн получал в командование две роты стрелков и два регулярных эскадрона и должен был оперировать в районах Гиршберга и Шрейбергау. При помощи ландштурма и всякого рода добровольцев предполагалось помешать противнику производить реквизиции путем простого устрашения, уводить скот, выполнять рекогносцировки.
Во время осенней кампании 1813 года Клаузевиц находился при русско-немецком легионе
[220], о чем уже достаточно нами было сказано выше.
8 августа 1813 г. Установим только хронологические данные: 8 августа Клаузевиц, согласно царскому решению, прибыл в Шверин в штаб-квартиру легиона. Вальмоден выбрал его своим начальником штаба.
Февраль 1814 г. В средине февраля 1814 г. Клаузевиц вместе с легионом вступил в Нидерланды; в момент отречения Наполеона, в апреле, он находился во Фландрии. По его письмам судя, он ясно себе представлял обстановку, хотя и был на отлете: боялся, что энергия Блюхера и Гнейзенау будет сведена на нет колебаниями и несогласием союзников, трусостью высоких чиновников, а особенно малодушием Шварценберга, а также опасался, чтобы мир не был заключен раньше захвата союзниками Парижа. Получив сведение об отречении Наполеона и о решении союзников, Клаузевиц горько сожалел о таком отношении к побежденному: маршалы и часть армии останутся на его стороне, новое французское правительство породит недовольных, Наполеон останется могучим.
С точки зрения развития стратегического мышления интересно задаться вопросом, каково было отношение Клаузевица к плану осенней кампании 1813 года (Трахенберга и Рейхенбаха), столь много оспариваемому. Июльские проекты, как бы разнообразно к ним не примешивались моральные и политические элементы, взятые в целом, образуют новую главу в истории военного искусства, являются предвестником
[221] будущих операций Мольтке с различных баз; в минувшем, правда, встречалось нечто подобное, но только как исключение
[222]. Основная мысль разделения сил, обусловленная, прежде всего, величиной армии, была ясно опознана Шарнгорстом незадолго перед его смертью
[223]. Фактически раздельное расположение армии явилось скорее результатом обстановки, соотношения сил и интересов, а мысль наметить лагерь противника как пункт сосредоточения для всех армий создалась лишь постепенно вопреки противоречащим теориям и политическим обособленностям. Клаузевиц о плане, положенном в основу операций, узнал только потом и в целом его одобрил, причем старался сделать план еще более ясным и вразумительным путем разных мотивировок и вариантов
[224]. Он остается при старом принципе, возможно менее делить свои силы, но указывает, что практические соображения, значение Марки и Силезии, соображение, что главный козырь Наполеона покоится на единоличном управлении, оправдывают и обязывают к уклонениям от принципа. Мы видим, как мысль Клаузевица постоянно работала в области упорядочения военных явлений, сведения их к общим правилам, но, однако, оставалась всегда гибкой для всяких возможностей будущего.
Поход 1814 года вновь вызвал на сцену мысль о концентрическом наступлении с разных исходных пунктов. Пространственно отделенный от Гнейзенау Клаузевиц и теперь был совершенно с ним согласен
[225]. Выбитый из колеи практического дела, он должен был довольствоваться установлением теоретических понятий, которые лежали в основании движения через Рейн. В этом-то раздвоенном положении впервые у Клаузевица возникает мысль о его основном призвании, правда еще в очень условной и преходящей форме. «Я могу представить себе мнимую истину, при помощи которой люди в ста отдельных пунктах будут оспаривать эту идею. Чтобы опровергнуть это, для этого было бы нужно написать книгу…»
[226].
Снова на прусской службе
По окончании кампании 1814 года легион был принят в прусскую армию. Клаузевиц с гордостью заявил, что он напишет королю и осведомит его, что он не хочет воспользоваться этим случаем, чтобы проскользнуть вместе с другими на его службу, что он не наденет прусского мундира, если он не может как лицо, как индивидуум рассчитывать на доброжелательство Его Величества
[227]. В действительности письмо послано не было, но оно интересно дорисовывает характер Клаузевица, его гордость, может быть, расплывчатое отношение к Пруссии.
11 апреля 1814 г. 11 апреля военный теоретик был принят в прусскую армию, после 2-х лет отсутствия в ней, с чином полковника. Он еще временно оставался при легионе, который продолжал оставаться в Нидерландах.
