— Иди сюда, — приказал полковник и подвел Крюкова к окну, из которого была видна улица. — Видишь, там народ, вон где подследственные, а ты уже осужден, от нас на свободу возврата нет, дорога только в исправительные лагеря.
Из кабинета Лихачева Крюкова повели в кабинет Абакумова.
Виктор Семенович, как всегда, был конкретен:
— Если ты будешь упорствовать, будем тебя бить и искалечим на всю жизнь. Ты меня понял?
— Но позвольте, — пытаясь защищаться, говорил генерал, — как же так, в Советском Союзе не допускаются подобные методы ведения следствия, это напоминает «ежовшину».
— Я тебе покажу «ежовщину», — заорал министр, — еще раз говорю, не будешь давать показания, искалечим на всю жизнь и все равно добьемся от тебя нужных показаний.
После краткого «приема» у министра Крюкова направили к следователю — капитану Самарину.
— Ну, был у министра, предупредили тебя, так давай сразу приступим к делу, и я еще раз даю тебе совет, не упорствуй, чтоб не было хуже.
— Я не знаю, в чем вы меня обвиняете, какие преступления я совершил?
— Брось, не упорствуй и начинай давать показания, нам все известно, рассказывай о своей антисоветской деятельности и своих сообщниках.
— Я никогда не занимался никакой антисоветской деятельностью, а, следовательно, у меня не может быть никаких сообщников.
Так на протяжении месяца генерал-лейтенант проводил бессонные ночи в кабинете у следователя капитана.
По воспоминаниям самого Крюкова, обычно его вызывали на допрос в 10–12 дня и держали до 5–6 часов вечера, а затем в 10–11 часов вечера до 5–6 часов утра.
Через месяц следователь сказал:
— Или ты начнешь давать показания, или я сегодня же отправлю тебя в военную тюрьму с особым режимом, и ты потом пожалеешь.
— Я в вашей власти, делайте что хотите, но я никаких ложных показаний давать не буду, — ответил Крюков.
В тот же день его направили в Лефортовскую тюрьму, где заключили в одиночную камеру и лишили возможности покупать продукты в тюремном ларьке, а также брать книги. Ему каждый день в течение месяца обещали «завтра» начать избиения.
Но на удивление пока не начинали, а только снова отправили во внутреннюю тюрьму МГБ в «бокс» на восемь дней без книг и прогулок. А потом снова вызвали к Лихачеву.
— В последний раз предупреждаю тебя давать показания, или же сегодня тебя будут бить, как «Сидорову козу».
— Я ничего не знаю.
И снова Лефортовская тюрьма, снова «бокс» и снова следователь. Правда, на этот раз капитан достал из портфеля резиновую палку и показал Крюкову:
— Видишь? Или начнем говорить, или же она сейчас «походит» по тебе.
— Я не отказываюсь давать показания, — заявил генерал, — но я не знаю, что вам показывать, я ничего не знаю о заговоре и сам никакого участия в нем не принимал, давать же ложные показания я категорически отказываюсь.
Тогда следователь спрашивает:
— Бывал на банкетах у Жукова и Буденного и других?
— Да, бывал.
— Какие вопросы решались там?
— О каких вопросах вы говорите? Были банкеты, как и каждый банкет: пили, ели, веселились, вот и все.
— Врешь, перестань упорствовать, нам все известно.
— Если вам все известно, что же вы от меня хотите? Уличайте меня тогда фактами.
— Я буду тебя уличать не фактами, а резиновой палкой. Восхвалял Жукова? Какие тосты говорил за него?
— В чем же заключалось мое восхваление Жукова? Я не знаю, где бы это воспрещалось участие на банкетах, причем официальных.
— Все ваши банкеты — это только фикция одна, это не что иное, как собрание заговорщиков. Будешь говорить или нет? Даю десять минут на размышление, после чего эта резиновая палка «походит» по тебе.
— Никаких ложных показаний я давать не буду, — упорно твердил Крюков. После этих слов следователь вызвал по телефону майора, а когда тот подошел, Самарин схватил генерала за плечи, ударил по ногам и повалил на пол.
Крюков вспоминал:
«И началось зверское избиение резиновой палкой, причем били по очереди, один отдыхает, другой бьет, при этом сыпались различные оскорбления и сплошной мат. Я не знаю, сколько времени они избивали меня. В полусознательном состоянии меня унесли в «бокс». На следующий день часов в 11–12 меня снова повели к следователю. Когда ввели в кабинет, меня снова капитан Самарин и тот же самый майор начали избивать резиновой палкой. И так меня избивали в течение четырех дней и днем и ночью».
* * *
В конце сентября 1948 г. на гастролях в Казани арестовали и жену Крюкова — Крюкову-Русланову Лидию Андреевну, артистку Мосэстрады. В постановлении на ее арест было указано: «Имеющимися в МГБ материалами установлено, что Крюкова-Русланова, будучи связана общностью антисоветских взглядов с лицами, враждебными к советской власти, ведет вместе с ними подрывную работу против партии и правительства.
Крюкова-Русланова распространяет клевету о советской действительности и с антисоветских позиций осуждает мероприятия партии и правительства, проводимые в стране.
Кроме того, Крюкова-Русланова, находясь вместе со своим мужем Крюковым В.В. в Германии, занималась присвоением в больших масштабах трофейного имущества».
На одном из допросов 5 октября 1948 г. следователь спросил известную артистку:
— Какие правительственные награды вы имеете?
— Я награждена медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне».
— А разве других наград вы не имеете?
— Имею, — растерялась Русланова, — В августе 1945-го я была награждена орденом Отечественной войны I степени. Однако в 1947-м по решению правительства как незаконно выданный у меня отобрали.
— Кем вы были награждены? — уточняет следователь майор Гришаев.
— Награждена я была по приказу Г.К. Жукова, командовавшего в то время оккупационными войсками в Германии.
— За какие заслуги вас наградили?
— Я точно не знаю. Насколько мне помнится, за культурное обслуживание воинских частей и за то, что на мои деньги были куплены две батареи минометов.
— В каких взаимоотношениях вы находились с Жуковым?
— Мы с Жуковым были хорошими знакомыми. Мой муж Крюков и Георгий Константинович старые сослуживцы: когда Жуков в Белоруссии командовал дивизией, Крюков у него был командиром полка. Как мне рассказывала жена Жукова Александра Диевна, они дружили, бывали друг у друга в гостях. Познакомившись с Жуковым и его семьей, я тоже неоднократно бывала у них на квартире. Один раз Жуков с женой был в гостях у нас.
— Теперь, может быть, скажете правду, за что Жуков наградил вас орденом?
