И далее:
«Настроение не падает, разъезды «революционных» солдат и студентов не прекратились и вызывают со стороны народа крики «ура», маханье шапками и платками. Необычайные картины: у солдат в одной руке ружье или шашка, а в другой красный флаг; или так: солдат и студент идет обнявшись и у солдата флаг, а у студента ружье». «Одетых» же городовых — нигде, нигде не видно. Революция все-таки уже в полном ходу, и пока, благодаря Бога, в бескровном виде».
2 марта 1917 г. «Жандармы и полиция арестуются, организуется милиция. Управляется Россия пока так: назначены комиссары для заведывания министерствами». «Теперь о впечатлениях сегодняшнего дня с московских улиц. День уже не такой холодный: облачно, изредка небольшой снег, мороза не более 3°. Потоки народа и войск к Думе еще могучее. Нет такой улицы, близкой к центру, на которой не чернело бы, не волновалось море людей. Может быть, с пол-Москвы, то есть до миллиона людей, целый день идут, стоят, машут шапками, платками, кричат «ура» и свищут небольшим группам полицейских, которых нет-нет, да и поведут как арестованных в Думу».
В апреле 1917 г. Виктору Абакумову исполнилось девять лет, и день 18 апреля (1 мая) он должен был запомнить на всю жизнь. По свидетельству очевидца, несмотря на холодную погоду (снег, дождь, град), на улицах и площадях Москвы в те часы сошлось более три четверти всего московского населения: «с 11 ч. утра до 2 ч. дня. За эти три часа мы прошли по Сретенке, Большой Лубянке, Лубянской площади, Театральным проездом, Театральной, Воскресенской и Красной площадям и затем по Тверской до Страстной площади. Везде тучи народа — демонстрирующего и созерцающего. Демонстранты с флагами-знаменами. Конечно, красного цвета, иногда с богатыми украшениями, золотыми и серебряными позументами и кистями, а также с вышивками и рисунками разных эмблем. Участвовали в демонстрации и войска со своими оркестрами, но не скажу, чтобы они радовали своим видом. Как-то шли нестройно, подчеркивающее демократично — не было строевого порядка, офицеры тушевались и, смешиваясь с солдатами, не давали нужного военного тона, одним словом, это уже было не войско, а толпа.
Впрочем, такое явление теперь уже повседневно. И мы «буржуи» уже как-то мало верим в мощь такого воинства — воинства, не по форме одетого, расстегнутого, неподтянутого, не признавшего в своем укладе чинов и старших, всекурящего, бредущего гражданской косолапой походкой и готового в случае чего «дать в морду» своему начальнику, якобы раньше тоже дававшему им, солдатам. Лучше всего шли юнкера, да оно и понятно — тут полная сознательность».
Россия жила при двоевластии.
Кроме Временного правительства второй властью были советы. Один только Петроградский совет насчитывал 850 рабочих и 2 тыс. солдатских депутатов. Именно совет призвал рабочих создать милицию (Красную гвардию) и вооружить ее захваченным в Арсенале оружием, которая сыграет не последнюю роль в октябрьских событиях семнадцатого.
Приближалась следующая революция. Русская армия перестала быть силой на фронте и тем более в тылу. Дезертирство стало ее неотъемлемой частью. В деревнях начиная с июля 1917 г. было зарегистрировано более 1700 случаев откровенного насилия. А с 1 сентября по 20 октября власти зафиксировали как минимум 5140 «нарушений порядка». В сентябре — октябре около 40 из 200 случаев применения войск закончились актами неповиновения. В сентябре — октябре сотни предприятий были остановлены под предлогом трудностей в снабжении, снижения производительности труда рабочих, забастовок и беспорядков. Государство было бессильно что-либо изменить. События развивались молниеносно.
17 октября меньшевистский журнал рассказал о существовании письма, ходившего в большевистских кругах, в котором «обсуждался вопрос о вооруженном восстании».
21 октября гарнизон перешел на сторону Петроградского Военно-революционного комитета (ПВРК). Вечером 24 октября Красная гвардия и несколько военных частей, действуя от имени Совета, захватили невские мосты и стратегические центры (почты, телеграф, вокзалы). Буквально за несколько часов весь город перешел под контроль восставших.
А в Зимнем дворце все еще заседало Временное правительство. Утром 25-го Керенский отправился за подкреплением, и уже в 10 часов по инициативе Ленина было опубликовано воззвание Петроградского Военно-революционного комитета (ПВРК), в котором говорилось, что правительство низложено и что власть перешла в руки ПВРК. Во второй половине дня 25 октября Ленин заявил на сессии Петроградского совета:
«Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, свершилась. Угнетенные массы сами создадут власть. В корне будет разбит старый государственный аппарат и будет создан новый аппарат управления в лице советских организаций.
Отныне наступает новая полоса в истории России, и данная, третья русская революция должна в своем конечном итоге привести к победе социализма».
В 22.40, за несколько часов до падения Зимнего дворца, открылся II Всероссийский съезд Советов, на котором через два часа после ареста Временного правительства были ратифицированы два основных документа: декреты о мире и о земле.
Но перенесемся в Москву, где жил Виктор Абакумов.
20 октября в Москве ожидали «выступления» большевиков. Напуганные обыватели готовились к тому, что ночью на их квартиры произойдут вооруженные нападения. В общем, ожидалась «Варфоломеевская ночь».
Но в Москву революция пришла только к утру 28 октября 1917 г.
Очевидец событий записал 10 ноября: «Итак, большевики совершили переворот в свою пользу, но «не бескровно» как похвастался Троцкий. Водной Москве, говорят, от 5000 до 7000 жертв, а сколько испорчено зданий, имущества и всякого добра, и не перечесть.
Уже в субботу вечером, 28 октября, послышались по Москве выстрелы из ружей, пулеметов и пушек, но где происходило, узнать было невозможно.
30-го, в понедельник, было тише, но далеко от дома выходить опасно.
На каждом шагу злые солдатские фигуры. К ним присоединились «красногвардейцы», молодые, плохо одетые люди из тех, которые вечно ищут мест и которые в былые годы жались к Хитрову рынку и составляли собой так называемую «золотую роту».
31-го, во вторник днем, стрельба была страшная. Об выходе из дома думать нечего.
1-го ноября, в среду, попытался пробраться в контору, где на моей ответственности большие деньги и документы, но дошел закоулками и переулками лишь до Лубянского проезда, дальше идти было невозможно: по Лубянской площади летели снаряды, шрапнель и пули. Говорят, юнкера отчаянно защищают здание телефона и Кремль. Почтамт и телеграф в руках большевиков. Возвращался домой под музыку выстрелов. Над головой и где-то близко, незримо, свистели пули, ударяясь в стены домов, разбивали стекла, грохотали по крышам, ранили, убивали и пугали мирных обывателей, а также — ворон и голубей.
Встречались безумно мчавшиеся автомобили с безумными людьми, злобно поглядывавшими на каждого проходящего и готовыми беспрестанно стрелять в непонравившиеся им морды.
