9. В целях проверки искренности поведения арестованных на следствии, правдоподобности их показаний и для более полного разоблачения их, практикуется подсада в камеру к арестованным агентов МГБ и организуется техника секретного прослушивания в камере.
В качестве внутрикамерных агентов используются арестованные, чистосердечно рассказавшие о своих преступлениях, а также осужденные на небольшие сроки.
Арестованные и осужденные, привлекаемые в качестве внутрикамерных агентов, предварительно проверяются через другую агентуру и при помощи техники секретного прослушивания.
В некоторых случаях для внутрикамерной разработки арестованных практикуется подсада в камеру под видом арестованных — сотрудников МГБ или агентов с воли».
В заключение этого документа говорилось: «Необходимо отметить, что произведенной в соответствии с решениями ЦК ВКП(б) повсеместной проверкой следственной работы в органах МГБ, о чем Вам было доложено 2 июня с.г. за № 2820, выявлено, что некоторые чекисты забыли и в ряде случаев извратили многие положения из указанной выше практики ведения следствия. Кроме того, вновь пришедшие за последние годы на работу в МГБ товариши ряд этих положений не знают. Поэтому изложенная выше практика в некоторой части найдет свое отражение в подготавливаемом в настоящее время МГБ СССР приказе об улучшении следственной работы в органах МГБ.
Приказ представляю Вам дополнительно.
Абакумов».
Судя по фактам и документам, Виктор Семенович упорно создавал свою империю, подчинявшуюся только ему, а он лишь одному Хозяину. МГБ под его руководством расширялось с каждым годом, превращаясь в государство в государстве. Ему нравились масштабы власти, которые он взвалил на свои плечи. И даже под ее приятно волнующей тяжестью он продолжал уверенно идти вперед.
И кто знает, какие у него были планы? Но то, что они были — это вне всяких сомнений!
Такие люди, как Виктор Семенович Абакумов, никогда не останавливались на достигнутом. При этом он шел не просто по головам своих врагов, он шел по головам подонков (как он считал), для которых даже пули было бы жалко. И в чем-то он был прав. Сильная личность всегда чувствует верхним чутьем.
И в своей борьбе за лидерство среди спецслужб Советского Союза он стремился не просто расширяться, забирая у соседа основные силы, но стремился путем реформ совершенствовать свое всемогущее ведомство.
Улучшение следственной работы в этом плане было основополагающим.
4
3 января 1947 г. генерал-полковнике Абакумов направил Сталину две справки о «зафиксированном оперативной техникой» разговоре генерал-полковника В.Н. Гордова 28 декабря 1946 г. с генерал-майором Ф.Т. Рыбальченко и о разговоре Гордова 31 декабря 1946 г. со своей женой.
В заключительной части письма вождю было особо подчеркнуто: «Счел необходимым еще раз просить Вашего разрешения арестовать Гордова и Рыбальченко». 28 декабря 1946 г. генерал Рыбальченко, начальник штаба Приволжского военного округа, проездом из Сочи, остановился на квартире Гордова в Москве, который с ноября 1946 г. находился в отставке. Герой Советского Союза, награжденный десятью орденами, в том числе — тремя Суворова 1 степени, Василий Николаевич Гордов как бывший командующий войсками Приволжского военного округа был недоволен своим увольнением. При этом общие обиды двух генералов коснулись положения в стране:
«Рыбальченко. Вот жизнь настала — ложись и умирай! Не дай бог еще неурожай будет.
Гордов. А откуда урожай — нужно же посеять для этого.
Рыбальченко. Озимый хлеб пропал, конечно. Вот Сталин ехал поездом, неужели он в окно не смотрел? Как все жизнью недовольны, прямо все в открытую говорят, в поездах, везде прямо говорят.
Гордов. Эх! Сейчас все построено на взятках, на подхалимстве. А меня обставили в два счета, потому что я подхалимажем не занимался.
Рыбальченко. Да, все построено на взятках. А посмотрите, что делается кругом — голод неимоверный, все недовольны «Что газеты — это сплошной обман», — вот так все говорят. Министров сколько насажали, аппараты раздули. Как раньше было — поп, урядник, староста, на каждом мужике семьдесят семь человек сидело, — так и сейчас! Теперь о выборах опять трепотня началась.
Гордов. Ты где будешь выбирать?
Рыбальченко. А я их на х… выбирать не буду. Никуда не пойду. Такое положение может быть только в нашей стране, только у нас могут так к людям относиться. За границей с безработными лучше обращаются, чем у нас с генералами».
За столом, за выпитым, языки у генералов развязались, как на духу. Но ведь не знали они, что их прослушивают. Не знали. А то не стали рисковать почем зря. Обида и горечь захлестнули все на свете. И пошло, и поехало.
Гордов. Раньше один человек управлял, и все было, а сейчас столько министров и — никакого толку.
Рыбальченко. Нет самого необходимого. Буквально нищими стали. Живет только правительство, а широкие массы нищенствуют. Я вот удивляюсь, неужели Сталин не видит, как люди живут?
Гордое. Он все видит, все знает.
Рыбальченко. Или он так запутался, что не знает, как выпутаться?! Выполнен первый год пятилетки, рапортуют — ну что пыль в глаза пускать?! Ехали мы как-то на машине и встретились с «красным обозом»: едет на кляче баба, впереди красная тряпка болтается, на возу у нее два мешка. Сзади еще одна баба везет два мешка. Это «красный обоз» называется! Мы прямо со смеху умирали. До чего дошло! «Красный обоз» план выполняет! А вот Жуков смирился, несет службу.
Гордое. Формально службу несет, а душевно ему не нравится.
Рыбальченко. Я все-таки думаю, что не пройдет и десятка лет, как нам набьют морду. Ох, и будет! Если вообще что-нибудь уцелеет.
Гордое. Безусловно.
«Гордое. Трумэн ни разу Молотова не принял. Это же просто смешно! Какой-то сын Рузвельта приезжает, и Сталин его принимает, а Молотова — никто.
Рыбальченко. Как наш престиж падает, жутко просто! Даже такие, как венгры, чехи, и то ни разу не сказали, что мы вас поддерживаем. За Советским Союзом никто не пойдет.
Гордое. За что браться, Филипп? Ну, что делать, что делать?
Рыбальченко. Ремеслом каким, что ли, заняться? Надо, по-моему, начинать с писанины, бомбардировать хозяина.
Гордое. Что с писанины — не пропустят же.
Рыбальченко. Сволочи.
Гордое. Ты понимаешь, как бы выехать куда-нибудь за границу?
Рыбальченко. Охо-хо! Только подумай! Нет, мне все-таки кажется, что долго такого положения не просуществует, какой-то порядок будет.
Гордое. Дай бог!
Рыбальченко. Эта политика к чему-нибудь приведет. В колхозах подбирают хлеб под метелку. Ничего не оставляют, даже посевного материала.
