В декабре из моряков этого соединения была организована радиоминная школа, которую в январе 1921 г. перевели в Кронштадт и включили в учебно-минный отряд.
Кронштадт произвел на меня впечатление тихого, спокойного города, который живет своими обычными заботами, но марширующие по утрам в машинную и минную школы моряки да застывшая у причальной стенки внушительная армада военных кораблей говорили, что это не цивильный город, а морская крепость.
Рядом с нашей казармой находился Первый флотский экипаж, с которым у нас установились самые теплые, товарищеские отношения. Это были большей частью старые моряки-строевики, воевавшие на Волге и других фронтах Гражданской войны и вернувшиеся «на зимние квартиры». Все они, как и мы, были связаны с деревней, знали о ее тяжелом положении – кто по коротким пребываниям в отпусках, кто по переписке Мы знали, что наши семьи задавлены продразверсткой, терроризированы продотрядами, доведены до голода, и впереди не видно никакого просвета, никакой надежды на улучшение. Часто в разговорах о положении в стране прорывался ропот, а на собраниях звучали предложения обратиться к правительству с требованиями облегчить участь крестьянства, отменить продразверстку, снять заградительные продотряды и разрешить свободную торговлю.
В конце февраля 1921 г. в Кронштадт приехал Михаил Иванович Калинин, и 1 марта состоялся общегарнизонный митинг в манеже. Начался он около 10 утра. Открыв митинг, комиссар флота Кузьмин предоставил слово Калинину, которого весь манеж встретил бурными аплодисментами. Все ждали, что он хоть что-нибудь скажет о том, как намечается улучшить положение крестьян, а Калинин начал выступление с восхваления подвигов и заслуг кронштадтских моряков и солдат в революции, говорил о победах на фронтах Гражданской войны, о достижениях советской власти на хозяйственном фронте, о переживаемых страной трудностях.
В зале манежа раздались громкие реплики: «Хватит красивых слов! Скажи лучше, когда покончите с продразверсткой? Когда снимете продотряды?» Выкрики с разных мест звучали внушительно. Оценив обстановку, Калинин, комиссар флота Кузьмин и председатель горсовета Васильев с трибуны обратились с предложением провести митинг раздельно среди моряков и среди красноармейцев, мотивируя тем, что манеж не вмещает всех желающих Этот маневр не поддержали, моряки предложили перенести митинг на Якорную площадь, куда и двинулся народ. Для охраны митинга были вызваны два отряда с линейных кораблей «Севастополь» и «Петропавловск» Когда на трибуне появился Калинин, его и здесь встретили аплодисментами, ждали, что он скажет. Но когда он опять стал говорить о заслугах моряков, о достижениях и трудностях Советской страны, снова раздались возгласы: «Хватит похвал! Скажи, когда отменят продразверстку? Когда перестанут душить мужика?» Калинин пытался как-то оправдать продразверстку, но тут на трибуну поднялся широкоплечий немолодой матрос и громко крикнул: «Хватит хвалебной болтовни! Вот наши требования: долой продразверстку, долой продотряды, даешь свободную торговлю, требуем свободного переизбрания Советов!» Дальше в шуме и выкриках трудно было что-либо разобрать в выступлении матроса.
В ответ Калинин стал упрекать участников митинга, главным образом моряков, в том, что они затевают рискованную игру против советской власти, как азартные игроки, ставят на карту достижения своих предшественников. Затем пошли беспорядочные выступления, сопровождаемые выкриками, среди которых были и «Долой коммунистов!». К концу дня митинг закончился и мы разошлись по своим частям. Калинин уехал, но в Кронштадте остались Кузьмин и Васильев, которые заявили в печати о своем отрицательном отношении к поведению гарнизона.
2 марта в Кронштадте было сравнительно спокойно. К нашему удивлению, власти никаких репрессивных мер не принимали, а мы все с нетерпением ждали после отъезда Калинина на материк, какой отклик в стране вызвал митинг на Якорной площади, что ответит правительство на наши требования.
3 марта во всех газетах было напечатано, что в Кронштадте вспыхнул белогвардейский мятеж во главе с генералом Козловским, которого, кстати, мы и в глаза не видели. Нам стало ясно, что Калинин охарактеризовал митинг на Якорной площади как контрреволюционный белогвардейский мятеж против советской власти. Перед гарнизоном встал вопрос, что делать дальше.
4 марта стало известно, что на линейных кораблях «Севастополь» и «Петропавловск» создан революционный комитет, который возглавил матрос с «Петропавловска» товарищ Петриченко. Было предложено создать революционные комитеты во всех частях гарнизона и взять власть в свои руки, отстранив от руководства комиссаров.
На 10 утра 5 марта было назначено совещание представителей ревкомов на линкоре «Петропавловск». Вечером 4 марта я зашел в Первый флотский экипаж и узнал, что приглашение от ревкома получили и они.
5 марта на «Петропавловске» собрались представители всех воинских частей гарнизона. Помню выступление Петриченко.
«Братва, – обратился он к собравшимся, – все вы прочитали, наверное, в газетах за 3 марта, что наши требования расценены как «контрреволюционный белогвардейский мятеж». Отсюда надо сделать вывод, что информация Михаил Иваныча Калинина не была объективной. По привычке посчитали, что коли предъявлен протест против действий правительства, значит, это белогвардейщина и контрреволюция, несмотря на то что революционные массы, преданные советской власти, требуют облегчить участь крестьянства. А объяснить протест проще всего действиями генералов, кадетов и прочих империалистов. Поскольку наши требования истолкованы как мятеж, надо решить, что делать дальше». После короткого обмена мнениями совещание единогласно решило попытаться разрешить конфликт мирным путем и направить на материк для переговоров делегацию от гарнизона.
6 марта делегация из четырех человек, возглавляемая членом ревкома, матросом с линкора товарищем Вершининым, вышла на встречу, которая должна была состояться на льду Финского залива между Кронштадтом и Ораниенбаумом (ныне Ломоносов). Но вместо переговоров безоружная делегация была арестована, а впоследствии расстреляна. (В своей повести «Капитан Дикштейн» М. Кураев авторитетно заявляет, что Вершинин был взят в плен 8 марта во время первого штурма крепости).
7 марта со второй половины дня после распространения листовок с предложением сдаться в 24 часа, иначе нас расстреляют «как куропаток», начался артиллерийский обстрел Кронштадта с Лисьего Носа, со стороны Ижор и форта Красная Горка. Кронштадт отвечал только редкими выстрелами с линкора «Севастополь». Одновременно были приняты меры к обороне крепости.
8 марта первый штурм Кронштадта был без труда отбит. На усилившийся обстрел батареи фортов крепости и линкоры реагировали редкими выстрелами – основная часть гарнизона не хотела обострения борьбы, все ждали открытия X съезда партии, что скажет в ответ на наши требования товарищ Ленин.
По-разному вели себя члены партии. С 4 марта начался массовый выход из ее рядов в знак согласия с требованиями моряков. Запомнилось, что, когда отстранили комиссара отряда Смирнова, он сказал, обращаясь ко мне: «Товарищ Ермолаев, поймите, ваши требования вполне законны, и мы не боимся вас, но мы боимся врагов революции, которые могут выплыть из-за ваших спин». А командир по строевой подготовке Кудряшов прямо заявил: «Товарищ Ермолаев, я никуда не пойду. Я вместе с братвой воевал на Волге и останусь с ней до конца».
