Cтраница 36
Затем подражатель-пародист сосредоточился на стихотворении «В дымке-невидимке…». Оно позабавило Пруткова тем, что прототип и в счастье, оказывается, любит и умеет предаваться печали.
Афанасий Фет
* * *
В дымке-невидимке
Выплыл месяц вешний,
Цвет садовый дышит
Яблоней, черешней.
Так и льнет, целуя
Тайно и нескромно…
И тебе не грустно?
И тебе не томно?
Истерзался песней
Соловей без розы.
Плачет старый камень,
В пруд роняя слезы.
Уронила косы
Голова невольно…
И тебе не томно?
Козьма Прутков
БЛЕСТКИ ВО ТЬМЕ
Над плакучей ивой
Утренняя зорька…
А в душе тоскливо,
И во рту так горько.
Дворик постоялый
На большой дороге…
А в душе усталой
Тайные тревоги.
На озимом поле
Псовая охота…
А на сердце боли
Больше отчего-то.
В синеве небесной
Пятнышка не видно…
Почему ж мне тесно?
Отчего ж мне стыдно?
Вот я снова дома:
Убрано роскошно…
А в груди истома
И как будто тошно!
Свадебные брашна,
Шутка-прибаутка…
Отчего ж мне страшно?
Почему ж мне жутко?
Комментарии
Философ, поэт, публицист Алексей Хомяков (1804–1860) считается одним из основоположников славянофильства. Будучи теоретиком, человеком идей, он перенес свою «идейность» и на поэзию. Между тем лирический отклик идет от сердца, а не от ума. Мы говорили об этом подробно в шестой главе. Заранее заданная идея — главный враг поэзии, как естественной, непреднамеренной рефлексии. Художник не может и не должен знать заранее, куда вынесет его лирическая волна. Только тогда он откроет новый берег. Априорность погубила немало творческих замыслов. Она сделала смехотворной и концовку хомяковского стихотворения «Иностранка», на которое Козьма Прутков среагировал со свойственной ему чуткостью и лаконизмом. Строфы оригинала обращены к фрейлине Александре Осиповне Смирновой-Россет, ведшей свое происхождение из рода обрусевших итальянцев.
Алексей Хомяков
ИНОСТРАНКА
Вокруг нее очарованье;
Вся роскошь Юга дышит в ней,
От роз ей прелесть и названье,
От звезд полудня блеск очей.
Прикован к ней волшебной силой,
Поэт восторженный глядит;
Но никогда он деве милой
Своей любви не посвятит.
Пусть ей понятны сердца звуки,
Высокой думы красота,
Поэтов радости и муки,
Поэтов чистая мечта;
Пусть в ней душа, как пламень ясный.
Как дым молитвенных кадил;
Пусть ангел светлый и прекрасный
Ее с рожденья осенил, —
Но ей чужда моя Россия,
Отчизны дикая краса;
И ей милей страны другие,
Другие лучше небеса.
Пою ей песнь родного края;
Она не внемлет, не глядит.
При ней скажу я: «Русь святая»,
И сердце в ней не задрожит.
И тщетно луч живого света
Из черных падает очей —
Ей гордая душа поэта
Не посвятит любви своей
[236].
Козьма Прутков
В АЛЬБОМ КРАСИВОЙ ЧУЖЕСТРАНКЕ
Написано в Москве
[237]
Вокруг тебя очарованье.
Ты бесподобна. Ты мила.
Ты силой чудной обаянья
К себе поэта привлекла.
Но он любить тебя не может:
Ты родилась в чужом краю,
И он охулки не положит,
Любя тебя, на честь свою.
В экземпляре Полного собрания сочинений 1884 года, прав-ленном для издания 1885 года, В. Жемчужников сделал следующее примечание (напечатано не было); «Это патриотическое стихотворение написано, очевидно, по присоединении Козьмы Пруткова к славянофильской партии, под влиянием Хомякова, Аксаковых и Аполлона Григорьева. Впрочем, Козьма Прутков, соображавшийся всегда с видами правительства и своего начальства, отнюдь не вдавался в крайности и по славянофильству; он сочувствовал славянофилам в превознесении только тех отечественных особенностей, которые правительство оставляло неприкосновенными, как полезные или безвредные, не переделывая их на западный образец: но при этом он, следуя указаниям правительства, предпочитал для России: Государственный Совет и Сенат — боярской думе и земским собраниям; чистое бритье лица — поношению бороды; плащ-альмавиву — зипуну и т. п.».
Следующим объектом пародирования стало стихотворение Хомякова «Желание».
Алексей Хомяков
ЖЕЛАНИЕ
Хотел бы я разлиться в мире,
Хотел бы солнцем в небе течь,
Звездою в сумрачном эфире
Ночной светильник свой зажечь.
Хотел бы зыбию стеклянной
Играть в бездонной глубине
Или лучом зари румяной
Скользить по плещущей волне.
Хотел бы с тучами скитаться,
Туманом виться вкруг холмов
Иль буйным ветром разыграться
В седых изгибах облаков;
Жить ласточкой под небесами,
К цветам ласкаться мотыльком
Или над дикими скалами
Носиться дерзостным орлом.
Как сладко было бы в природе
То жизнь и радость разливать.
То в громах, вихрях, непогоде
Пространство неба обтекать!
[238]
Прутков почувствовал комическое несоответствие между строгостью «отца» славянофильства и неожиданной для Хомякова переменчивой мотыльковостью его лирических устремлений. По словам Н. А. Бердяева, сказанным о поэте много позже: «В своих стихах он воинственен, точно из пушек стреляет, он горд и скрытен», а здесь — виться туманом, жить ласточкой, ласкаться мотыльком…
