Книга Белый Крым. 1920, страница 2. Автор книги Яков Слащев-Крымский

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Белый Крым. 1920»

Cтраница 2

Объявления об эвакуации, которые Слащов язвительно характеризовал как приказы «спасайся кто может»; дезорганизация в отступающих фронтовых частях; тревожные слухи о том, кто будет эвакуирован, а кто брошен в Крыму (во время поездки на фронт в последние дни октября генерал мог узнать, как предполагают обойтись с его бывшими подчиненными по 2-му армейскому корпусу: «Тоннаж чрезвычайно ограничен, на II корпус предназначается один транспорт. Эвакуации подлежат лишь офицеры, их семьи, а из солдат лишь только особенно преданные»); неизбежные при погрузке почти полутора сотен тысяч человек ошибки и неурядицы, от этой неизбежности не менее трагические для тех, кто оказывался их жертвами (в частности, места не нашлось для самого Слащова, и он попал на отходящий корабль лишь благодаря дружеским отношениям с морскими офицерами) — все это переполняло чашу терпения и подталкивало впечатлительного и эмоционального генерала к немедленным действиям.

Слащов, чье имя пользовалось широкой известностью и популярностью у самых разных слоев населения Крыма, в дни катастрофы привлекал к себе все большее внимание взволнованной тыловой толпы, что и вызвало распоряжение Врангеля о командировке Якова Александровича в распоряжение генерала А.П. Кутепова: официально — дабы Слащов объединил «командование частями на одном из участков фронта», в действительности же для того, чтобы Кутепов «задержал генерала Слащова при себе, не допуская возвращения его в Севастополь». (Неизвестно, догадывался ли командированный об этом, по существу предательском, двуличии, но от Кутепова, не чуждого интриги, он мог узнать правду, что, без сомнения, еще больше взвинтило бы его.) И после возвращения с фронта в эвакуирующийся Севастополь он уже сознательно делает новые шаги, чтобы обратить на себя внимание уходящих на чужбину.

«На ледоколе “Илья Муромец” оказались тоже “знакомые” — пытался говорить ко всем и вся в мегафон — генерал Слащов-Крымский», — сбивчиво вспоминает через шестьдесят с лишним лет рядовой доброволец (ранее служивший под началом Якова Александровича), комментируя: «пытался восстановить свою репутацию — но поздно; и был пьян, как всегда!» Не преувеличивая способности мемуариста определить степень опьянения Слащова… с палубы линейного корабля «Георгий Победоносец», шедшего на буксире «Муромца», отметим также, что в «восстановлении репутации» в собственном смысле слова (испорченной, подорванной и проч.) генерал не имел надобности: три месяца находясь не у дел, он не мог нести ни фактической, ни моральной ответственности за проигранную борьбу. Но «восстановлением репутации» его действия можно считать с другой точки зрения: Слащов как бы напоминал о себе, своих заслугах и былом авторитете полководца, вновь представал перед покинувшей родину «Белой Россией», скученной на кораблях, в ореоле легенды, которая ранее окружала его на полях сражений. Такое же впечатление производит и рассказ еще одного мемуариста о прибытии к Босфору линейного корабля «Генерал Алексеев», заводимого в пролив тем же ледоколом:

«Вдруг на палубе “Ильи Муромца" появился высокий, бравый Генерал, молодой, румяный, полнолицый. Белая папаха лихо сидела на его голове, красные шаровары горели на солнце; расставил широко крепкие ноги в высоких сапогах, белый ментик свисал с плеча. Он громким голосом весело и бодро закричал: “На ‘Алексееве’! передайте: — Генерал Слащов на ‘Илье Муромце’ приветствует ‘Алексеевцев’ с благополучным приходом! ” — Командир с мостика передал привет Защитника Крыма своей команде и всем запрудившим палубу людям; но гробовое молчание воцарилось на палубе, и лица выражали боль и недоумение, точно тронули их раскрытую рану: “Крым”… “Севастополь”… нет! не надо! не будем вспоминать!., не тревожьте больного!.. Еще так свежа, так горит эта рана!»

Впрочем, вряд ли Яков Александрович тогда предполагал напрямую апеллировать к беженским массам, готовясь выступить с критикой Главнокомандующего. Воспитанный в старых армейских традициях и имевший перед глазами горький опыт трехлетней Смуты, он не должен был считать допустимым вовлечение посторонних в борьбу внутри высшего командного состава, — как и в марте 1920 г., когда говорил на военном совете, созванном по приказу генерала А.И. Деникина для обсуждения кандидатур на пост нового Главнокомандующего: «У нас нет выборного начала. Мы не большевики, это не Совет солдатских депутатов. Пусть генерал Деникин сам назначит, кого он хочет, но нам выбирать непригоже. […] Назвать имя — значит выбирать. Мы этого не можем сделать. Сегодня будем выбирать мы, а завтра станут смещать нас и выбирать на наше место». Теперь он считал допустимым требовать смещения Врангеля, но не путем «революции», а путем «дворцового переворота».

Что Слащов мыслил именно такими категориями, свидетельствует употребление им применительно к этим своим действиям выражения «coup d’etat>, с комментарием: «etat — государства [ — ] у нас уже не было, но армия еще была». Правда, одновременно он говорит о своем стремлении сохранить «принцип преемственности власти (разрядка Я.А. Слащова. — A.К.), чтобы не было того, что принято называть coup d’etat», но смена Главнокомандующего путем давления на него или иных демаршей на самом деле вполне укладывается в понятие переворота, только, как и было сказано выше, «дворцового».

Интересно, что переворот Слащов планировал отнюдь не в свою пользу. От честолюбивого намерения занять высший пост генерал отказался еще в марте, на упоминавшемся военном совете, где мог бы встретить сочувствие, пожелай он начать собственную игру («Слащов — защитник Крыма и единственный из начальников, сохранивший войска, [ — ] пользовался огромной популярностью среди большей части населения Крыма. Его партия была едва ли слабее, а вернее, сильнее Врангелевской», — писал об этом через несколько лет бывший соратник Слащова). И как тогда, в марте, он сделал ставку на сотрудничество с Врангелем, так и теперь, в ноябре, решил поддержать командующего 1-й армией генерала Кутепова, за которым, очевидно, Яков Александрович ощущал поддержку наиболее многочисленных и сплоченных контингентов, эвакуировавшихся из Крыма, — кадров Корниловских, Марковских и Дроздовских полков.

Нам кажется более чем вероятным, что, как рассказывает Слащов, в часы крушения фронта в штабном вагоне Кутепова оба генерала дружно ругали Главнокомандующего и его окружение («ставка все погубит», «генерал Врангель недостаточно решителен в ту минуту, когда от вождя нужна именно решительность, а его “камарилья” достаточно типична именно для определения ее таким словом» и т. п.). На босфорском же рейде, вспоминает Яков Александрович, «я возобновил этот разговор и указал Кутепову на необходимость смены штаба»; «Кутепов во всем со мной согласился и взялся передать генералу Врангелю мой рапорт».

В книге, выпущенной по горячим следам в Константинополе, Слащов ограничивает участие Кутепова в попытке переворота всего лишь «согласием»; в «отрывках из воспоминаний», написанных и изданных уже в Москве, он делает своего собеседника инициатором: «…Кутепов заявил: “Раз ты совершенно разочаровался, то почему бы тебе не написать Врангелю о том, что ему надо уйти? Нужно только выставить кандидата, хотя бы меня, как старшего из остающихся”». В принципе нам представляются равно правдоподобными оба варианта, и возможно, что в обсуждении, которое вряд ли было похоже на хладнокровный заговор, выделить подлинного инициатора оказалось бы довольно трудно. Однако реплику Кутепова, приведенную нами вслед за Яковом Александровичем, следует поставить под сомнение по крайней мере наполовину: слова «раз ты совершенно разочаровался» являются ответом на якобы высказанное ранее мнение Слащова «что армия больше, по-моему, не существует», — в январе же 1921 г. Слащов черным по белому провозглашал: «…Армия эта — Русская Армия, солдатом которой я был, есть и буду, — она умереть не может и не должна!» Да и в самом рапорте выражалась уверенность, что «бойцы под командой старшего из бойцов, генерала Кутепова, хотя бы на новом фронте, исполнят свой долг».

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация