Со времени смерти Феликса.
Когда Ребекка вошла в офис, Альберт стоял у окна и вглядывался через бинокль в горизонт.
— Никого не видно, — сказал он.
— Я не знаю, стоит ли мне ждать дольше, — ответила Ребекка, подходя к нему и выглядывая на улицу, в бушующий штормовой вечер. Ей показалось, что было темнее, чем обычно бывало в это время.
— В общем, я могу только надеяться, что они хотя бы стоят в какой-нибудь бухте и сейчас не рискуют выходить в море, — сказал Альберт. — Я хочу сказать, что молодой человек, несомненно, способный яхтсмен, но…
Он на мгновение опустил бинокль, однако сразу же поднял его снова. Ребекка услышала, как начальник порта быстро перевел дух.
— Этого не может быть… — пробормотал он.
В тот же миг она тоже увидела судно. Оно было скрыто за мысом, и поэтому раньше они не могли его различить, но теперь яхта прыгала, как бревно при сплаве древесины, в сторону причала между двумя маяками. Она, очевидно, шла без паруса и без руля, будучи игрушкой стихии.
"Но кто-то должен управлять ею! — тут же поправила себя Ребекка. — Она не может появиться здесь, в бухте, по чистой случайности".
— Это "Либель"? — взволнованно спросила она.
— Я не совсем уверен, — ответил Альберт, — но, по крайней мере, это может быть она.
— Без паруса…
— Она никак не сможет войти в порт. Я не понимаю… этот тип ведь казался таким опытным…
— Но, может быть, это совсем не она?
— По моему, она. — Альберт положил бинокль на стол, подошел к шкафу, вытащил спасательный жилет оранжевого цвета и стал натягивать его. — Мне нужно выйти в море. Я не знаю, что эти юнцы там делают, но они не смогут попасть в гавань. Мне нужно доставить судно сюда.
— Разве это не слишком опасно?
— Я справлюсь с этим. Мне удавалось справляться и с вещами похлеще. — Начальник порта направился к двери. — Вы подождете здесь?
Ребекка кивнула.
— Будьте осторожны, — сказала она в качестве напутствия.
* * *
В последующие полчаса Ребекка с напряжением следила через окно, как Альберт на своей маленькой резиновой моторной лодке громко проносится через портовый бассейн и берет курс на парусник, который тем временем опять отдалился от гавани — теперь его грозило вновь унести в бушующее море. Ребекка сомневалась, что это "Либель", — она не могла представить себе, чтобы такой опытный яхтсмен, как Мариус, на самом деле не в состоянии был привести судно в порт. Но в любом случае, Альберт должен был помочь тем, кто плыл на яхте, и то, как он бесстрашно и отважно взялся за дело, вызвало у Ребекки большое уважение.
"Неудивительно, что он так нравился Феликсу", — подумала она, и тут же на нее опять накатила волна боли, потому что эта спасательная операция, как и многое другое, была тем, чем она теперь не могла поделиться со своим мужем. Она не могла прийти домой и взволнованно рассказать ему: "Представляешь, Альберт в такой шторм отправился на резиновой лодке через акваторию, чтобы доставить к берегу судно!"
И она уже никогда не сможет увидеть этот заинтересованный блеск в глазах Феликса, с которым он реагировал на все, с чем бы она к нему ни обращалась. Он никогда не был равнодушным или скучающим — напротив, всегда тут же говорил: "Правда? О, ты должна рассказать мне об этом поподробнее!" Тем самым он дарил ей ощущение того, что полностью поглощен ею, что она — часть его самого, так же, как и он — часть ее. Ничто из того, что ее занимало, не оставляло его безразличным, и она тоже принимала участие во всем, что интересовало его.
Но это и было причиной ее нынешнего каждодневного ужаса: оттого, что их души были настолько переплетены, смерть Феликса означала, что одна часть в ней самой, одна ее половина тоже умерла. Половина ее сердца, ее души, ее мозга, ее дыхания, ее зрения и слуха, ее вкуса и обоняния. Поэтому Ребекка и не могла чувствовать вкус еды на языке, поэтому и шум прибоя слышался ей таким далеким, поэтому и солнце для нее поблекло, и голубизна неба утратила свое сияние. Все удалилось, все потускнело, все стало нереальным, словно происходило за стеной тумана где-то на горизонте. Все, кроме боли. Боль всегда была рядом с ней, готовая в любой момент напасть на нее. В той же мере, в какой все остальное утратило свою силу, боль увеличилась. Она была единственной настоящей реальностью в жизни Ребекки.
Женщина ударила кулаком по письменному столу Альберта, пробормотав: "Черт возьми". Она не хотела, чтобы боль снова одержала победу. Ей хотелось вернуться в состояние бесчувственности, которой она с таким упорством добивалась. Однажды ей это удалось — и она добьется этого снова…
Теперь больше ни одной мысли о Феликсе. Больше ни одной-единственной мысли. Не думать о том, что было бы, если б он услышал ее рассказ о сегодняшнем вечере… Неожиданно это толкнуло Ребекку в такое отчаяние, от которого у нее перехватило дыхание; оно окружило ее чернотой и пустотой, знакомой ей с первых дней после аварии… Невыносимое…
Чтобы отвлечь себя, женщина взяла бинокль. Альберт уже почти достиг выхода из гавани. Его лодку сильно качало еще в акватории, а теперь ему нужно было выйти в открытое море, где все станет еще хуже. Тем временем, несмотря на ревущий шторм, на пирсе появилось несколько любопытных зевак, в основном мужчины; они качались на ветру, как травинки, но их удерживало на месте осознание того, что на их глазах происходит спасение, и, возможно, им предстоит стать свидетелями захватывающих событий.
Лодка Альберта скрылась за каменной стеной, и Ребекка больше не могла ее видеть. Он должен был бы уже достигнуть парусника, но теперь, несомненно, начиналась самая опасная часть его плана: нужно залезть на борт. А при таком бурном море это было крайне рискованно.
По-прежнему пытаясь отвлечься, Ребекка опустила в воду кипятильник, сполоснула чайник и повесила в него свежие пакетики с чаем. Может быть, у Альберта, да и у людей, которых он спасает, появится потребность выпить чего-нибудь горячего, когда они вернутся, наверняка промокшие и обессиленные. На одной полке она обнаружила бутылку с ромом. Глоток крепкого, наверное, тоже не помешает.
Ребекка ходила взад и вперед, избегая смотреть на улицу. Она изучила карту, висящую на стене, вытерла своим носовым платком пыль с якоря из латуни, закрепленного на стене, а затем поспешно выбросила платок в урну для бумаг. Ей и в самом деле нужно избавляться от привычки постоянно все протирать. Максимилиан был прав: уборка превратилась у нее в манию. Ни одна поверхность, ни один предмет, ничто не могло укрыться от нее. Стратегия выживания… Но теперь она была не нужна Ребекке. В конце концов, ей недолго осталось жить.
Когда она наконец снова осмелилась выглянуть в окно, яхта уже входила в порт, все еще дико качаясь, но все же управляемая опытной рукой. Это означало, что Альберту все удалось. Ребекка с облегчением вздохнула и снова поднесла бинокль к глазам. Теперь она четко могла опознать, что это "Либель", и спрашивала себя, что могло произойти.
