— То, что ты не хотела бы узнать.
Мама кивнула.
— Потому, что это вызывает у меня нервозность. Но это, возможно, связано и со мной самой.
"Однако у меня это тоже вызывает нервозность", — подумала Инга.
…В этот солнечный, июльский день на скалистой тропинке высоко над Средиземным морем та зимняя сцена на теплой кухне казалась ей очень далекой и одновременно близкой. Близкой потому, что она не утратила своей убедительности и актуальности.
Инга взглянула на Ребекку.
— Не то чтобы он не понравился моей матери. Скорее она чувствовала что-то, что внушало ей страх. Это совершенно другое. И это очень пугает.
— Но вы отстранились от ситуации?
— Конечно. В этом у меня уже был какой-то опыт. Я — самый младший ребенок в семье, и я внушила себе, что у мамы по отношению ко мне особенно выраженный инстинкт защиты. Что в любом мужчине, который приблизится ко мне, она будет видеть угрозу. Но я была рада, когда мы с Мариусом уехали второго января.
Они медленно продолжили свой путь. Теперь дорога была широкой, ровной и песчаной. Ребекка взглянула на часы.
— Почти половина двенадцатого. Через полчаса мы доберемся до Ла-Мадраж. Там есть одна очень хорошая пиццерия. "У Анри". Мы можем там что-нибудь поесть.
— С радостью. Особенно попить. Я очень хочу пить.
— А чья это была идея? — вдруг спросила Ребекка после нескольких минут молчания. — Я имею в виду, приехать сюда? На юг Франции?
— Его. Причем опять же совершенно спонтанно, ни с того ни с сего. У Мариуса появилась возможность позаимствовать у друга снаряжение для кемпинга, и он буквально обескуражил меня своим планом. У меня не было особого желания — я подумала о жаре, о переполненных пляжах сейчас, в разгар сезона… но его воодушевление не оставило мне никакого выхода. У меня было такое ощущение, что я обижу его, если стану слишком сильно придираться к его восхитительной идее.
— А ведь обида для него что красная тряпка для быка.
— Вот именно. В общем, я согласилась, и… — Инга пожала плечами. — И вот я стою здесь, где-то на прованском побережье у осколков моего брака.
— Но это, наверное, случилось бы рано или поздно и дома, в Германии.
— Конечно. Нас уже давно несло течением к концу, только я не хотела это осознавать.
Ребекка вновь остановилась.
— О чем я постоянно размышляю, — сказала она, — так это о том, почему у Мариуса в связи с моей персоной возникают невообразимые негативные чувства… да чуть ли не ненависть. Я ломаю себе голову, но мне ничего не приходит на ум. Я его не знаю, это совершенно точно…
— Но, может быть, он знает вас?
— Или он знал моего… умершего мужа. У них возникла какая-то проблема, и теперь он перенес ее на меня.
Инга наморщила лоб.
— Ваш муж был врачом, не так ли?
— Да, хирургом-кардиологом. Может такое быть, что в семье Мариуса был какой-то случай? Может быть, кто-то был недоволен работой моего мужа? Что-нибудь такое…
— Звучит убедительно, — ответила Инга. — Но самое ужасное то, что я почти ничего не знаю о Мариусе. Он никогда не говорил о своей семье.
— Все это кажется мне чересчур странным совпадением. Слишком странным. Мариус носит в себе — возможно, уже много лет — зло на моего умершего мужа или на меня. Никогда — ни в Германии, ни позже, здесь, в Лё-Брюске — он не встречался ни с моим мужем, ни со мной. И вдруг отправляется автостопом на юг Франции, а по пути его подбирает бывший друг моего мужа и привозит его прямиком в мой дом… Тут Мариус выясняет, что я и есть та персона, на которую он уже давно имеет зуб — или же, по крайней мере, вдова того мужчины, к которому он испытывает глубокое отвращение. И он решает украсть судно… — Ребекка перевела дыхание. — Такого не может быть, или… Так много случайностей…
— Порой происходят очень странные случайности, — сказала Инга, — но в данном случае все и в самом деле чересчур.
— Не может ли быть так, что он рассчитывал на то, что Максимилиан его подберет? — осторожно спросила Ребекка. — Что он как-то организовал эту встречу с ним?
— Я не знаю, как бы он смог это сделать, — недоуменно ответила ее спутница. — Он не мог предвидеть, что нам придется идти через это отдаленное село. Какая-то женщина высадила нас там. А Максимилиан появился в этом месте, потому что хотел объехать пробку на автостраде. Но эту пробку никак нельзя было запланировать или предвидеть.
Ребекка задумалась.
— У меня из головы никак не выходит одна фраза. Рассказывая мне о сцене на яхте, вы сказали, что Мариус заявил нечто вроде того, что ему не обязательно нужно знать меня, чтобы все знать обо мне. Это могло бы означать…
— Что?
— Это могло бы означать, что он действительно меня не знает. А также и моего умершего мужа. Но я означаю для него что-то, что он ненавидит. В таком случае случайность уже не будет таковой.
— И что бы это могло быть?
— Я не знаю… возможно, деньги? Дачный домик на берегу Средиземного моря. Яхта и то обстоятельство, что мой муж так хорошо меня застраховал, что мне не нужно работать и, тем не менее, я могу хорошо жить… Может быть, Мариус ненавидит состоятельных людей?
Инга покачала головой.
— Это мне и в другое время бросилось бы в глаза. И он уж точно бросил бы какую-нибудь фразу о богатых людях при других обстоятельствах. Но у меня никогда не складывалось такого впечатления, что он… завистливый человек.
— Может быть, он имеет что-то против врачей? Или психологов?
— Мне об этом ничего не известно.
— "Детский крик". Это организованное мной общество. Добровольное, призывающее проявлять инициативу в защиту детей, подвергнутых насилию. Может быть, в этом пункте вашего мужа могло что-то задеть?
Инга убрала волосы со лба. Ее знобило, хотя день был таким жарким и ее лицо было влажным от пота. "Я просто ничего не знаю о нем!"
— Я не знаю, — сказала она, — я не имею понятия, имел ли он когда-либо отношение к вашему обществу или к какой-либо другой подобной организации. Я просто-напросто не знаю!
К своему огорчению, молодая женщина вдруг заметила, что находится на грани того, чтобы разрыдаться.
— И возможно, я никогда об этом и не узнаю, — произнесла она дрожащим голосом. — Все это время мне кажется, будто я чувствую, что он еще жив, но дело в том, что это совершенно невероятно. Разве его уже давным-давно не нашли бы? Разве он тогда уже давно не объявился бы? А если он мертв…
Инга не могла дальше говорить, — вместо этого провела кулаками по глазам, чтобы остановить слезы. Она почувствовала, как Ребекка очень ласково погладила ее по руке.
— Что вы хотели сказать? "Если он мертв"…
