Не думая, Нильс схватил кувшин с молоком и стал жадными глотками его опустошать, но потом неожиданно замер и выплюнул все содержимое рта на стол, вспомнив, что две сотни его еле живых товарищей сейчас сидят даже без воды и вынуждены пить свою мочу или кровь любимых коней.
– Все то же самое, – усмехнулся генерал. – Сдохнешь ради других!
– Я же не ты.
– Конечно, я ни за что так не сделаю, – отметил Джавер, вытирая тряпками свое лицо и руки от следов обильного ужина. – Бери полсотни своих и уходи прочь.
– Хм, добить на дороге хочешь?
– Понимаешь, мне выгодно, когда такие дураки руководят армиями. Зачем мне тебя убивать? Вдруг кого-то умнее поставят?
Почерневший от злости Нильс не знал, что ответить. На фоне осознания себя виноватым за сдачу своих лучших воинов в трагическое окружение и за погибающего в незавидных муках родного Томаса, далеко не бессмысленные слова Джавера были сродни последнему гвоздю в свеженький гроб с самолюбием гордого легата.
– Что будет с остальными?
– Это уже не имеет значения.
– Я могу забрать сотню? – отчаянно пытался найти выход из ситуации легат. – А гребцы?
– Полсотни кого угодно. С рассветом. Уведите его! – приказал генерал конвою, который молниеносно взял рыцаря под руки и показанно грубо потащил прочь.
Вскоре вернувшись в забаррикадированный квартал, опустошенный Нильс тут же собрал в штабном подвале совет из выживших офицеров и изложил им предложение противника. Поскольку никто не увидел рационального смысла в безнаказанном отпуске части окруженных войск, ведь сами они ни за что в жизни так не поступили бы, все пришли к единогласному выводу, что это очередная ловушка хитрого мутанта.
Однако к утру мнения резко поменялись. Так как остатки сил были на исходе, все время возрастали потери, и ждать оставалось нечего, стало понятно, что атаки уже почти невозможно сдерживать, и в этом имелось все меньше здравого смысла. В итоге, было решено пойти на сумасшедший шаг и воспользоваться предложением Джавера. В этом случае пятьдесят рыцарей могут хотя бы попробовать пробиться, даже если это действительно примитивная и подлая ловушка. Логика заключалась в том, что в таком случае существовал маленький шанс хоть кому-то выжить, а не гарантированно погибнуть всем в одной из ближайших атак. По грустному стечению обстоятельств, реально передвигаться были способны как раз не больше полусотни измученных воинов. При этом сам Нильс в любом случае принял решение оставаться на позиции со своими товарищами до самого конца, чем бы это не закончилось, а командование идущей на прорыв колонной он поручил надежному Ричарду.
Как только начало всходить утреннее солнце и беззаботно запели тут же пробудившиеся птицы, самые боеспособные рыцари расчистили баррикады у проходов между зданий с западной стороны и стали неспешно прощаться друг с другом и с гребцами:
– Ричард, позаботься о Маргарите и Марии, – опустошенно попросил Нильс.
– Конечно. Ты уверен, что не пойдешь с нами?
– Уверен.
– Смотри сам…
– Привет Лилии и здоровья всей твоей семье.
– Спасибо, – саркастично ответил его друг, оглядывая полчища злорадствующих мутантов меж домов соседних улиц, явно не с мирными целями ожидающих выхода его колонны из обреченного квартала. – Больше всего Томаса жалко.
– Молчи. Я и так с ума схожу!
Пожав уставшую руку и обняв старшего приятеля, Ричард повернулся и уверенно повел своих смелых бойцов в сторону западной дороги из Ярты, в надежде, что хоть кто-то из них сможет прорваться.
Мутанты замерли и с ухмылками на веселых лицах медленно потянулись к рукояткам мечей за спинами, но предстоящее вероломное нападение внезапно остановил свист сотен метких стрел, которые с глухими ударами вонзались в их бронированные тела. Страшные крики погибающих монстров тут же утонули в сотрясающем воздух приближающемся гуле тяжелой конницы. Сотни оголтелых рыцарей стремительно вырвались из леса на западном склоне и клиньями вошли в тыл расслабленных скоплений врага, копьями прошивая сразу по нескольку из них и безжалостно добивая сверкающими в лучах рассвета мечами. Звуки горна где-то вдалеке говорили о том, что спасительным наступлением руководил никто иной, как сам Альберт Третий.
Защищенные отполированными до блеска доспехами и развевая на ветру ярко-синие накидки, воины Первой когорты стремительно заполонили некогда симпатичные улицы полуразрушенного города. Затем полные свежих сил рыцари принялись зачищать каждый двор и дом без исключения, безжалостно уничтожая пойманных врасплох, заспанных и мерзко пахнущих мутантов, которые с отчаянным ревом пытались разбежаться во все стороны. Но их легко ловили в холодной воде, когда они пытались неуклюже доплыть до своих гигантских галер, и легко останавливали у отвесных скал, где они с детства чувствовали себя как дома. Кроме того, им удачно перекрывали все пути спасительного отступления к резервам на восточной дороге, тем самым лишая последней возможности не сгинуть в этом грешном мире. Во всех этих случаях их тела жестоко перерезали меж наращенной брони, отсекали мясистые руки и ноги, выпускали еще с вечера плотно набитые дерьмом кишки, сносили с плеч тяжелые тупые головы и с хрустом ломали прочные черепа, обнажая бледно-желтые мозги и обильно заливая землю фонтанами густой крови.
С нервной улыбкой на лице наблюдая за происходящим ужасом из своего шатра на холме, вновь поверженному Джаверу оставалось лишь побыстрее дать сигнал на незамедлительное отступление уцелевшим в лагере воинам и предусмотрительно державшимся на рейде суднам. В итоге, уже через полчаса многострадальная Ярта была полностью освобождена и благополучно вернулась под исконный контроль родного Парфагона.
Альберту Третьему, облаченному с головы до ног в сверкающие латы доспехов с витиеватыми узорами из разноцветных драгоценных камней и восседающему на высоком белом коне, осталось лишь с высоко поднятой головой войти в забаррикадированный квартал в сопровождении своей, испытывающей победную эйфорию армии. Там его со слезами на глазах встретили измученные жаждой и голодом израненные рыцари и гребцы, кто на ногах, кто ползком. Грязные и едва передвигающиеся, они, было, потеряли всякую веру в спасение и уже распрощались с жизнью. Теперь же, оказавшись чудесным образом вырученными подоспевшими товарищами, они кинулись целовать руки своему королю и спасителю.
* * *
Изрядно исхудавший Томас очнулся на второй день пути, когда медленные обозы медицинской службы под монотонный топот копыт все еще везли раненых по прекрасному берегу южной части Селеции, всегда залитой благостным солнцем. Рядом с ним в скрипучей телеге сидел задумчивый и необычно спокойный Нильс в потертой кожаной куртке. Чуть поодаль хромал часто фыркающий Вектор, чья белая переносица окрасилась в темно-бордовый цвет из-за запекшейся крови.
– Что случилось?
– Все хорошо. Не двигайся.
– Кто нас спас? – спросил Томас и застонал от резкой боли в распухшем левом плече.
