После скучной приветственной речи несколько равнодушного Альберта неожиданно весело заиграл ожидавший в углу оркестр, но никто не изъявил и малейшего желания пуститься в пляс. Весь высший свет Парфагона в своих наилучших нарядах рассредоточился по залу маленькими группами и вполголоса обсуждал последние события. Король и его близкие друзья, Калица и Ньюртон, уединились в самом дальнем углу и тоже что-то напряженно обсуждали, не обращая внимания на происходящее, будто это вовсе и не с их стороны исходила инициатива собраться.
Вдруг всеобщее внимание мгновенно переключилось на громко распахнутую парадную дверь, через которую в сопровождении дюжины едва поспевавших и бренчавших доспехами рыцарей стремительно ворвалась божественная Элизабет. Изумленный зал замер и ахнул, а оркестр сбился и с писком умолк. Даже у Марии раскрылся рот от эффектного вида белокожей красавицы. Высокая, худая и вытянутая как лань принцесса была в невероятно пышном белом платье с полупрозрачным кружевным корсетом, облегающим верхнюю часть ее тела. Ее шею украшала дивная серебряная цепочка, а неземной красоты голубые глаза смотрели из-под тоненькой и такой же ослепительной серебряной диадемы, сверкающей бриллиантами на аккуратной головке со сложно сплетенной широкой косой, прикрывающей оголенную хрупкую спинку.
Наученный горьким опытом Томас, единственный в зале, даже не посмел бросить беглого взгляд в сторону блистательной Элизабет. Такую тактику он благоразумно продумал заранее и потому, с самым невозмутимым видом, какой только можно представить, повернулся куда-то к пустой стене, едва не сломав себе левый глаз, все-таки пытаясь хоть что-то разглядеть. Серьезная как новый главнокомандующий Мария, благодушно оценив заботливый поступок и послушность верного до дурости супруга, демонстративно прижала его к себе. Затем она с легкой улыбкой повернулась к нему и начала рассказывать придуманную на ходу бессвязную ерунду, внимательно следя за его дрожащими и слезящимися от напряжения глазами, которые судорожно моргали и пытались смотреть исключительно на любимую супругу.
– Это бал или базар? – громко и четко спросила Элизабет. – Почему никто не танцует?
Сразу же вновь заиграла оживленная музыка, а бесподобная принцесса, широко раскинув в стороны тонкие руки, в по-настоящему гордом одиночестве плавно закружилась в своем прекрасном пышном платье по всей площади зала, обрамленного массивными мраморными колоннами. Постепенно к ней начали подключаться другие пары. Даже Томас и Мария специально весь вечер репетировали этот неизбежный момент, и хотели было тоже пуститься в танец, но тут случилось нечто неожиданное и едва ли кем-то предвиденное.
Кружась по всему залу и, наконец, оказавшись возле напряженных, словно на казни молодых супругов, разогнавшаяся принцесса вдруг схватила за руку обомлевшего Томаса и с неожиданной силой выдернула его из железных объятий парализованной от шока жены. При этом Элизабет издевательски рассмеялась и бросила самый уничтожающий взгляд, который та когда-либо только видела в своей жизни:
– Кто не танцует – того можно похитить!
– «Сука», – можно было с расстояния мили легко прочитать по губам Марии ее лаконичный ответ из-под покосившегося черного геннина, но это уже совершенно не волновало сумасбродную дочь короля, которую до этого момента все знали крайне спокойной и холодной молодой женщиной.
Весь закружившийся зал бросал жалкие и сочувственные взгляды в сторону униженной Марии, у которой все сильнее дрожали похолодевшие руки и колени. Чтобы спасти юную красавицу от окончательного позора, к ней подошли серьезный Нильс в смешно висящих доспехах пока явно не по размеру и его прекрасная Виктория в пышном красном платье. Однако оглушенная Мария не слышала, что они ей говорили и, словно увидевшая жертву дикая кошка, не отрывала пристального взгляда с демонстративно радостной Элизабет, которая не могла этого не замечать.
– Танец – это небольшая благодарность за спасение моей жизни, – сказала принцесса все время спотыкающемуся Томасу, потерявшему чувство реальности происходящего, чему не в последнюю очередь способствовал нежный фиалковый аромат дочери короля, способный смутить разум даже самого бесчувственного мужлана.
– Что вы! Это мой долг! – на весь тронный зал почти крикнул рыцарь, чтобы его обязательно слышала жена.
– Вы такой смешной и глупый!
– Так точно!
Услышав этот дурацкий диалог, все гости дружно расхохотались и обстановка в зале тут же взлетела до праздничной. Музыка стала еще громче и веселей, а разноцветные облегающие колготки мужчин и высокие геннины на головах модных женщин игриво закружились в танце, и уже никто не обращал внимания ни на короля, ни на его дочь, ни на публично уничтоженную Марию. Она же медленно вырывала свои крепкие черные волосы из длинной косы, нервно смотря только на свою цель. Она видела, что до последнего державшийся Томас, закружившись, словно в ядовитом тумане, тоже о ней позабыл. Он просто утонул от прикосновений к божеству, ее убийственного взгляда и сводящего с ума благоухания. Он не был в этом виноват. Что-то глубинное и мощное всегда вырывалось из его души от одной мысли о принцессе и ее имени, хотя он и понятия не имел, что это такое, ведь искренне считал любовью и страстью свое отношение к дорогой Марии.
Совсем опьянев от происходящего, оказавшийся в непривычной обстановке Томас снова грубо споткнулся и с металлическим грохотом доспехов комично распластался недалеко от своей жены, от чего весь зал снова взорвался безудержным хохотом.
– Вот что бывает, когда жена стоит как бревно! – громко прокомментировала Элизабет своим смеющимся звонким голоском и мигом получила молниеносную оглушающую оплеуху от Марии, молниеносно подпрыгнувшей, словно голодная черная пантера на косулю.
Одновременно с упавшей на пол обескураженной принцессой и зазвеневшей где-то у выхода диадемой снова умолк взвизгнувший оркестр, послышались удивленные охи, громкие крики, бесстыдные ругательства и приближающийся грохот бегущих тяжелых рыцарей. Как в бреду, отчаянный Томас пытался не дать арестовать кричащую и тянущую к нему руки несчастную жену, но его быстро скрутили и снова повалили на пол, и он уже ничего не смог поделать с последующими далее неотвратимыми последствиями опасной выходки своей горячей супруги.
* * *
Под конец февраля все приготовления к судьбоносной атаке на Арогдор были завершены с небольшим опозданием. Усиленно тренировавшиеся все последние недели королевские рыцари облачились в обновленную утепленную амуницию и смело двинулись в свой самый опасный в жизни поход. Преследуемая ими цель еще ни разу не покорилась их мужественными предшественниками, в конце концов вовсе бросившими безуспешные попытки добраться до злополучного кратера, но это не мешало нынешним самоотверженным воинам быть твердо уверенными, что отныне смертельно опасный вулкан будет непременно взят. Иного выхода просто не оставалось. Если столетиями можно было с относительно небольшими потерями легко обороняться, то теперь нужно было обязательно добраться до самого логова Эйзенберга и покончить с ним. В крайнем случае, нужно было нанести ему такой непоправимый урон, после которого ему пришлось бы на тысячелетие вперед отказаться от любых планов порабощения южных территорий Селеции. С другой стороны, если же смелая спасительная компания провалится, вскоре настанет неизбежный конец славной истории Парфагона, но в это мало кто верил.
