– Может со временем ошибся? Не туда пошел? – с надеждой искал варианты Томас.
– Коннелл перепутал время? Не туда пошел?
– Друзья, неужели мы пойдем одни? – лишь обреченно спрашивал самого себя Ричард, уставившись куда-то в землю. После ужасной осады на Парфагон некогда веселый рыцарь кардинально изменился и полностью замкнулся в себе и своей семье. Близость смерти близких заставила его сменить жизненные приоритеты, и он с большой радостью пошел на понижение в качестве коменданта Башни безопасности. Гарнизон укрепленной позиции всегда был защищен толстыми стенами, где он спокойно прожил с Лилией последние месяцы. Теперь же он рисковал всем: и своей жизнью, и любимой женой, и родиной.
Так получилось, что все три славных командира впервые больше заботились о своем доме, нежели о беспощадном враге, который в прямой видимости от них скапливал силы для скорой контратаки. Если верный Ричард по-прежнему думал о своей Лилии, то некогда пропащий Нильс, впервые за долгое время по-настоящему влюбившись, не мог выкинуть из головы мысли о чудной Виктории, ее маленьких детских ручках и ножках. Томас же разрывался между женой и принцессой, любовью и страстью, умом и сердцем, долгом и желанием, реальностью и мечтой, перемешанными в самых причудливых комбинациях.
Подождав еще немного, они были вынуждены немедленно приступить к реализации самого худшего из заготовленных заранее планов на случай потери одной из колонн. Наблюдая, как в их сторону выдвинулись решительные четырехрукие мутанты, они бросились не к ним навстречу, а на запад, чтобы обогнуть кратер и по его пологим краям войти непосредственно в город с самой незащищенной стороны.
– Сразу в замок! Не рассредотачиваться! – кричал Нильс, пришпоривая своего еле живого жеребца. – Нам нужен только Эйзенберг, и с ними будет покончено!
– Да! У нас все получится! – подбадривал сам себя Томас, в глубине души надеясь, что Коннелл все же выведет свою армаду из ущелья Третей реки и оглушит неприятеля ударом с противоположной стороны.
Приблизительно через две мили они нашли самый плоский хребет края кратера и по нему успешно ворвались в разящий сажей и дерьмом город, сметая небольшие отряды ошарашенных мутантов, всегда равномерно распределенных по всей длине природной стены их города. Не больше полутора сотен сошедших с ума от ярости и отчаяния рыцарей, раненных и задыхающихся, сметая всех на своем пути, помчались прямо к замку предводителя. При этом испуганные арогдорцы разбегались во все стороны, не оказывая никакого сопротивления возникшим из ниоткуда незваным гостям, а редко попадавшиеся воины не могли ничего сделать с конницей и либо прятались, либо почти моментально были порублены стремглав пролетавшими мимо рыцарями.
Легкость, с которой удалось ворваться в город и добраться до его центральной площади, окрыляла уже распростившихся с жизнью офицеров. Теперь они предчувствовали скорый неминуемый захват окруженного особняками и конусами храмов замка, а также предвкушали устранение в нем корня зла, что непременно вернет давно утерянный мир на Селецию. Они не без оснований полагали, что сами мутанты ввиду своей недалекости были неспособны самостоятельно руководить собой и причинять осязаемый урон.
Однако оплот Эйзенберга встретил их не только высокими и укрепленными стенами, но и ордой охраняющих его отборных воинов, которые при поддержке тысяч обученных мирных жителей со всех сторон рьяно накинулись на блокированных рыцарей, запертых на площади у замка в самом центре выстоявшего Арогдора. Уже через минуту реки мутантов окончательно перекрыли все пути отступления и поглотили кричащих от безысходности и боли парфагонцев. В какой-то момент, среди криков и звона ударяющихся друг о друга мечей и топоров, перед потухающим взором Томаса вместо его товарищей были лишь озверевшие четырехрукие монстры, смеющиеся челокони и испуганные обезьяноподобные рабочие. Скрежеща зубами своих искаженных и изуродованных лиц, они топором разрубили шею испуганного Вектора и повалили его вместе с юным трибуном на мерзкую землю. Там, в каше из вонючей грязи и плещущейся горячей крови из шеи любимого лягающегося в конвульсиях коня, они стали забивать отчаянно сопротивляющегося трибуна камнями, палками и голыми руками, пытаясь буквально разорвать его на части.
В ту же минуту с восточных окраин все-таки вторглись около двухсот бесстрашных рыцарей Первой когорты. Но они были лишены скоординированного управления, и могли лишь сражаться разрозненными группами с взбешенными арогдорцами в разных частях города. Так и не причинив никакого стратегически важного вреда, они были также постепенно подавлены местным населением и армией. Единственным их достижением стала масса погибших мирных жителей, что привело лишь к еще большей озлобленности всего вулкана на бесстыдного короля Альберта Третьего и всех его подлых подданных.
* * *
Пропащие рыцари не знали, что каким-то невероятным образом хитрый Варнер Эйзенберг знал их план в деталях еще в тот же день, когда они только выдвинулись из Парфагона сразу после окончательной встречи Королевского совета, где эти секретные детали плана и были одобрены. То есть, у Джавера была целая неделя на качественную подготовку достаточно легкой обороны и без того хорошо защищенного природой Арогдора.
Также предводитель точно знал гнусного предателя среди своих верных сограждан. Передав ошеломленному генералу имя некой твари Ирэн Юрг, по совместительству родной сестры ни много ни мало неожиданно взлетевшего по карьерной лестнице юного трибуна Томаса Юрга, он приказал отыскать ее и затем безжалостно замучить до смерти. От такой поразительной новости Джавер потерял дар речи, но все же не выдал своего рискованного положения, так как побоялся немедленной жестокой расправы, которую мог на эмоциях учинить неуравновешенный Эйзенберг. Такой чудовищной безалаберности на грани прямой измены могли не простить даже такому заслуженному и уважаемому человеку, как легендарный полководец.
Почувствовав гадкое предательство со стороны своего самого близкого человека, из-за которого он натерпелся столько болезненных душевных страданий в последнее время, неистовый Джавер в ярости бросился домой. Он не мог понять, как его могли так грубо обмануть? Как он не заметил игры в ее глазах? Как он мог поверить в ее чувства и искренность? Как он мог поверить в ее преданность Арогдору? Как он мог так рисковать хорошо отлаженной системой контроля Селецией, в конце концов?
Вломившись в свой благоухающий особняк, он попытался сходу оглушить пойманную у ванны предательницу в белом махровом халате, но она ловко увернулась и с истошным визгом убежала от разъяренного мутанта наверх в спальню. Быстро сообразив, в чем дело, она заперлась и хотела немедленно сбежать через окно, но огромный Джавер одним непринужденным ударом ноги мгновенно вынес крепкую дубовую дверь вместе с осыпавшимся косяком. С животной жестокостью, свойственной лишь диким и голодным хищникам, самый крупный боевой мутант Арогдора схватил за каштановые волосы и начал неистово избивать беспомощную хрупкую девушку, душераздирающий крик которой разносился по ближайшей округе, пока она вскоре не потеряла сознание.
Когда очнулась ближе к вечеру, вся серо-синяя и грязная, в кровоподтеках и ставшем бордово-черном халате, испуганная Ирэн обнаружила себя связанной на обледенелом земляном полу в промерзшем пустом подвале, где кроме одиноких каменных стен и пары узких окошек ничего не было. Все ее нежное тело теперь жутко болело, многие кости были явно переломаны, а сустав вывернуты. Опустошенный Джавер еще не знал, что с ней делать и пока просто спрятал. Сейчас у него не было на нее времени и он из последних сил пытался контролировать свои действия, чтобы не наделать непоправимых глупостей на горячих эмоциях и потом горько не жалеть об этом очередную сотню лет. Занимаясь подготовкой внезапного вторжения Парфагона, он пытался таким образом отвлечься и между делом решить, как выкрутиться из этой сложной ситуации, ведь о его новой подруге знали многие, и они обязательно его сдадут в скором времени.
