– Как на меня все смотрят? Что они думают?
– Тебе не о чем переживать. Это просто общение.
– Я – твоя жена. Так? – встала она, грозно смотря на мужа.
– Так.
– Зачем ты проводишь все время с этой тварью, а не со мной?
– Это дела. Часть работы. Не называй ее так!
– Какой работы? Ты соображаешь, что делаешь со мной и нашей семьей? Зачем ты меня позоришь?!
– Так, прекрати.
– Я больше не могу терпеть это унижение, Томас!
– Прекрати, говорю.
Обозленная Мария начала быстро ходить по комнате, сжав похудевшие кулачки и все время бросая бешеный взгляд с одного предмета на другой:
– Я старалась быть терпима, но ты переходишь грани и уже открыто наглеешь.
– Хорошо. Что ты хочешь сейчас?
– Ты говоришь, что это просто общение?
– Да, так и есть.
– Раз я твоя жена, ты обязан мне рассказать, как оно происходит.
– Что, все рассказать?
– В деталях.
– Мария, ну это же бред!
– Любишь меня?
– Конечно.
– Ты хочешь меня сохранить?
– Я не знаю, как вообще можно без тебя жить.
– Тогда тебе придется все рассказать, – облегченно вздохнув, парировала супруга, снова присаживаясь на скрипящий деревянный стул.
Не имея другого выбора, пойманный с поличным Томас был вынужден доложить все. Причем честно, открыто, в мельчайших подробностях, которые, как ему казалось, ничего не значат и не решают, но почему-то въедливую Марию интересовали в первую очередь. Он ей рассказывал о том, где они были и о чем говорили, а она спрашивала об одежде Элизабет, ее поступках, эмоциональных реакциях и даже движениях рук, что ему казалось полной несуразицей и страшной глупостью.
– Ах, эта гнусная малолетка! – подытожила жена допрос беспечного мужа.
– Ты о чем?
– Ты – слепая деревенщина, Томас. Ты всегда им был.
– Между прочим, я почти главнокоман…
– И что? Ты можешь выигрывать войны, но проиграть любой дуре. Ты совсем нас не чувствуешь.
– Что же я такого не чувствую?
– Тебя используют.
– Кто? Зачем?
– Ты что, поверил, что ей интересен?
– Я?! Интересен?
– Да, да. Это хитрая девочка обводит тебя, дуралея, вокруг пальца, причем делает это настолько неумело, что я поражаюсь, как ты ничего не замечаешь. Что за пелена на твоих глазах? Где твой рассудок, Томас? Какой из тебя главнокомандующий? Ты дурак!
Дерзкая Мария до черноты разозлила своего проглотившего язык мужа такими резкими выводами, но сама вместо сверлящей ревности стала больше переживать за их совместную безопасность. Если уж за него взялись через всеми оберегаемую как зеницу ока принцессу, то что за серьезная и опасная игра его поглотила?
Хотя как женщине ей было обидно до слез, что ее родной и так выстраданный супруг очевидно испытывал яркие эмоции по отношению к хитрой Элизабет, Мария все равно почувствовала умиротворение. Несмотря на душевную боль, ей было в определенной степени даже приятно осознавать, что ее единственная соперница – это не какая-то уродливая городская потаскуха, не освоившая фазу, а почти святая дочь короля, принцесса Парфагона! Она была действительно так красива, что вряд ли можно было винить нормального мужчину за такой невинный проступок, как мельком взглянуть на это белоснежное чудо и помечтать о чем-то недозволенном. Да будь Мария сама мужиком, то уже давно не думала бы ни о чем другом! Стойкий Томас даже молодец, что так хорошо и долго держался. При взгляде на восхитительную Элизабет даже половина женщин ловили себя на странном удовольствии от разглядывания ее нежного тела и утонченного безупречного лица. Что тут взять с беспомощных и бестолковых идиотов мужчин?
Кроме того, неглупая Мария хорошо понимала, что беспокоиться было не о чем. Дурной Томас мог испытывать сколько угодно влечения к прекрасной юной девочке, но у той не было никаких ответных чувств. Она явно его лишь использовала в неизвестных целях, и потому ей было плевать на него по существу. Рано или поздно, он будет жестоко отвергнут, ведь в реальности на Томаса никто не претендует! Эта успокоительная мысль вернула Марии едва не утерянную надежду на свое заслуженное маленькое женское счастье, над которым она столько лет так тщательно работала, аккуратно оберегая своего лучшего на свете мужчину от всех тех страшных глупостей, которые он мог совершить, ненароком свернув с давным-давно показанной ему единственно верной дороги.
* * *
Действительно обозлившись на Марию, оскорбленный ее идеей, Томас лишь быстрее принял судьбоносное решение, которое в его разуме, на самом деле, уже давно сформировалось, и лишь некая внутренняя преграда не давала возможности признаться в этом самому себе. Он решил, что натерпевшаяся ужасов жена просто из ревности придумывает различную чушь, чтобы поссорить его с бесценной Элизабет и вернуть его угасающий интерес. Вспоминая невинные и бездонные голубые глаза принцессы, он видел в них столько чувственности и искренности, что даже не допускал возможности обмана. Он знал, что она жесткая. Он знал, что у нее нет сострадания. Но это касалось только тех глупых пешек внизу, которыми, не глядя, разменивались в интересах поддержания работы общего механизма надежного контроля огромной Селеции. Да и как она могла, такая юная, иметь столько хитрости и навыков общения, что смогла обвести вокруг пальца видавшего виды Томаса, которому уже исполнилось целых двадцать четыре года?
Уже на следующий день после неприятной ссоры он пришел в замок, чтобы искренне присягнуть Высшему совету и отныне доблестно жить по его правилам. Он еще не знал, как сможет отдавать страшные приказы, из-за которых будут в мучениях погибать ни в чем не повинные люди, но для него лично это был положительный шаг в любом случае. Как он считал, с моральной стороной дела можно будет как-нибудь разобраться. Главное, он будет как рыцарь и воин гарантированно максимально успешен в этом жестоком мире, а его близких не коснуться никакие бесконечные передряги и лишние риски, с которыми он все равно ничего не сможет поделать.
Поскольку визит к заждавшемуся Альберту был внезапный, без какого-либо предупреждения, набравшегося смелости Томаса попросили недолго подождать короля во внутреннем саду, где он уже не раз ожидал Элизабет. Там, в окружении четырех стен с красивыми резными ставнями на окнах, тихо журчали мраморные фонтаны, а невысокие кипарисы создавали причудливые лабиринты между цветочных клумб, редких и небольших яблонь, крошечных прудов и уютных беседок. Присев на одну из деревянных лавочек у миниатюрного озерца, взволнованный Томас с интересом наблюдал в кристально чистой воде красных рыб размером с локоть, проплывающих под крохотным мостиком то в одну, то в другую сторону, словно в поиске выхода из этого райского места.
