– Я и сама не ожидала, что оно настолько… – протянула Настина ученица: на пустынной ночной улице было тихо, и шепот офицера расслышали все его спутники, – …впечатляет. По устному описанию не подумаешь даже – насколько.
– Ладно, давайте будить хозяина сего архитектурного чуда. – Николай тряхнул головой и первым шагнул на ступеньки.
– Куда ты, нам же к черному ходу! – поймала его девушка за рукав. – Он может не сразу впустить, а это ведь проезжая улица, тут в любой момент кто-нибудь может появиться.
– Ох! – хлопнул себя по лбу капитан, сморщился. – Прости, тайный агент из меня еще тот. Веди лучше ты сейчас.
– Как скажешь. – Саша указала на тесный переулок – по сути, щель между стеной библиотеки и соседним забором. – Туда, кажется.
Где-то рядом тоскливо завыла собака, и во всех ближайших дворах ей завторили десятки сородичей. Из-за тучи выглянула бледная луна. Николай невольно поежился, следуя за крошечной стажеркой…
Днем, прежде чем вставать на постой, квартет все же немного поездил по городу, чтобы оглядеться, запомнить расположение основных улиц и заодно посмотреть, не упал ли им кто-нибудь на хвост за воротами. Привлекать внимание не хотелось, так что решили вести себя более-менее естественно. По большому счету в итоге для новоприбывших в Ташкенте было три пути – к ближайшему караван-сараю, в порт или же на центральный рынок. Последний вариант подходил лучше всего – учитывая, что к рыночной площади-регистану, как текущие со скал ручьи к горному озеру, стекались все транспортные артерии города. Туда и направились, предварительно немного покружив по кварталам.
До того как Ташкент стал портом, его существование обеспечивал именно базар на стыке четырех городских районов. Сюда прибывали купцы из Халифата и Поднебесной, Хивы и Бухары, товары везли со всех концов Средней Азии. Каменный Город не только скупал и перепродавал, он и сам производил многое из того, что можно было увидеть на прилавках. Четыре района делились на множество кварталов-махаллей, и в каждом квартале жила община ремесленников. Квартал Дегрез славился своими чугунолитейщиками, которые не потеряли влияния и после возведения в Чимкенте заводов, в квартале Укчи селились лучшие в ханстве оружейники, из мастерских которых выходили острейшие клинки и тугие луки. В других махаллях жили кожевники, седельщики, ткачи… В садах за поясом укреплений росли виноград, айва, персики, яблоки, груши, сливы, на пашнях колосилась пшеница…
Потом вокруг города появились первые причальные мачты и пандусы. Год за годом их становилось все больше. Фруктовым садам пришлось потесниться – у городских стен их попросту вырубили, освобождая пространство под застройку. Ташкент стал открыт не только для сухопутных караванов, но и для грузовых дирижаблей – здесь часто останавливались суда, идущие из Европы в Индию, из Халифата в ханства или еще куда-то. Они приносили новые товары, и центральный рынок от этого только рос, ширился, богател. Однако славу его порт украл – и за минувший век город стал известен именно как единственная в регионе небесная гавань, а не как сердце среднеазиатской торговли.
Впрочем, когда Николай увидел ташкентский базар своими глазами, он сразу же признал, что тот впечатляет не меньше порта. В конце концов, гигантские причалы с рядами пришвартованных парящих кораблей вблизи мало чем отличались от таких же причалов Москвы, Лондона или какого-нибудь Франкфурта. А вот увидеть за пределами Ташкента восточный рынок столь циклопического размаха можно было разве что где-нибудь в Дамаске.
Шумный и бурлящий, главный базар выплескивался далеко за пределы отведенной ему площади-регистана, разливаясь по улицам вереницами лавок и прилавков. Определить его границу позволял сплошной навес, скрывающий под собой основные торговые ряды и берегущий их от полуденного зноя. Крыли навес камышовыми матрасами, приподнимая их выше крыш домов и заведений, чтобы давать путь воздуху и свету. Въезжая под него, гости города попадали в маленький самостоятельный мирок, где имелось все, чтобы не покидать его, покуда в карманах звенят деньги. На рынке можно было жить в караван-сарае, питаться в закусочных, пить чай в чайных, где стояли огромные русские самовары с блестящими боками, бриться в парикмахерских, затесавшихся меж купеческих лавок. Можно было даже заказать себе гроб и место на кладбище в похоронной конторе, после чего со спокойной совестью умереть здесь же, не отходя далеко от очередного прилавка.
Так как закупать пока Николай ничего не планировал, он, потолкавшись немного в забитых толпой тесных переходах, повел своих спутников в обжорный ряд, разыскать который без особых затруднений позволял целый букет ароматов, крепчающий по мере приближения к цели. Подходящее заведение выбирали нарочито долго, давая Саше возможность следить за тылом. Ташкентские закусочные с виду мало чем отличались одна от другой – фасад открыт, внешней стены попросту нет, пол чуть приподнят над уровнем улицы, чтобы не попадала лишняя грязь. Внутри устроена округлая печь, в которую вмурован огромный котел, а в котле бурлит вода для пельменей или мантов. Где-нибудь в углу пыхтит самовар и стоят кувшины с кумысом или чем-нибудь алкогольным. Формально неугодные Аллаху пьянящие напитки были строго запрещены не только в Хоканде, но и в соседних ханствах, однако население к этому запрету относилось творчески, изыскивая обходные пути, – а власти, сами в большинстве своем не без греха, смотрели на подобное нарушение шариата сквозь пальцы, предпочитая получать из него выгоду. Ташкент же, пестрый, кишащий гостями всех вер и народов, вовсе не страдал излишней религиозностью…
Напетлявшись вдоволь, путники все же зашли в одну из лавок, хозяин которой хорошо говорил по-киргизски, что частично снимало проблему языкового барьера. Оставив скакуна возле небольшой коновязи напротив заведения, Дронов отсыпал хозяину горсть монет и попросил купить сахар к чаю – здесь его по традиции пили горьким, порой подмешивая соль. Ташкентец расплылся в улыбке до ушей и заверил, что знает вкусы приезжих из, как он выразился, «Джяропы» – очевидно, имея в виду Европу. Русских гостей владелец «ресторации» отвел в дощатый курятник позади своего заведения, где держал птицу для свежих яиц и, при необходимости, мяса. В курятнике вдоль стен стояла мебель наподобие деревянных лавок, и ташкентец самолично рассадил всех по местам, предварительно протерев сиденья тряпкой и загнав кур в угол, после чего умчался готовить заказ.
– Фу-ух… – Николай перевел дух – только присев, он почувствовал, как его вымотала толкотня на базаре. – Саша, ты как, не устала?
– Не очень, – мотнула подбородком девушка. Хотя ей, маленькой и хрупкой, в толчее пришлось хуже всего – выглядела стажерка запыхавшейся и растрепанной. И это несмотря на то что мужчины старались ее защищать от бесцеремонной толпы, прикрывая спинами. – Но спасибо за передышку. Думаю, теперь уже можно прямо выбираться к постоялому двору.
– Согласен, только перекусим. – Капитан уперся локтями в колени, подпер ладонью подбородок. – Ничего по пути не заметила подозрительного?
– Да вроде нет. – Все еще тяжело дыша, Александра одернула курточку и начала приводить в порядок волосы. – Мне мало что было видно с того момента, как мы на базар зашли…
