Маша спустила с дивана затекшие ноги, слегка помассировала их и прошла в свою комнату. Сейчас она соберет вещи и покинет ее… Неужели навсегда? При этой мысли у нее болезненно сжалось сердце. Мамина смерть научила ее не заблуждаться на предмет земного постоянства. Вечность – она там, за гранью. Там же и то, что мы называем «навсегда». А здесь все меняется и путается, сбивается с логического пути и часто недоступно пониманию. Впрочем, сейчас совершенно необязательно думать о странном и невеселом в этой жизни. У нее, Маши, наконец-то все хорошо. Она любит Сашу! Он любит ее! И отец никуда не денется: примет союз дочери и друга как должное. И может быть, наконец сам устроит свою личную жизнь. Маша знала, что у него есть какая-то женщина, которую он усиленно и глупо скрывает от нее. Теперь наконец они все будут счастливы!
Двухкомнатная квартира Павловского пребывала в кошмарном состоянии. На всех горизонтальных поверхностях в самом нелепом сочетании были сложены газеты, книги, журналы, пустые пачки и контейнеры от продуктов быстрого приготовления, какие-то ведомости с печатями, компьютерные диски. На полу высились стопки немытых тарелок, в самых неожиданных местах попадались вилки с ножами, грязные стаканы, чашки с кофейными разводами, винные бутылки, пивные жестянки и переполненные окурками пепельницы. Спинки стульев и кресел скрывались за мятыми рубашками, футболками, джемперами.
– Саша, ну как ты мог так жить? – укоряла Павловского Маша, но он только отшучивался:
– До тебя, Машунь, я вообще не жил! Правда! Я возвращался в эту берлогу только для того, чтобы поесть да поспать.
– Вот уж на самом деле берлога! Да я за год всю грязь отсюда не вывезу!
– А ты не вывози! Ну ее, эту грязь… – каждый раз весело говорил он и осторожно опускал Машу на только что освобожденное ею от хлама пространство, и они предавались самой сладкой любви.
– Ну, хорошо… Допустим, тут ты ел и спал, а где проводил остальное время? – как-то задала вопрос Маша, когда очередные ласки естественным образом завершились. Спросила и сама испугалась. Она же давала себе слово не лезть в его жизнь. Саше пятьдесят, он холост, а потому мог жить у женщины. У разных женщин. Это не должно ее смущать, ведь она любит его таким, каков он есть.
– Да-а… – Он небрежно махнул рукой. – Где когда. Долгое время у меня была такая работа, что приходилось мотаться по командировкам. Плацкартные вагоны поездов, убогий быт третьеразрядных гостиниц, вечная спешка… Привык все делать на ходу, кое-как, второпях. И, представь, меня такое положение вещей всегда устраивало! Но теперь… – Он опять навис над Машей, поцеловал ее в губы и, с неохотой оторвавшись, продолжил: – …теперь совсем другое дело. Если ты хочешь, чтобы в этой квартире все было по-твоему – перекраивай, как только взбредет в голову! Слова не скажу! Только не заставляй меня возиться со всем этим! Умоляю!! Ты складывай все лишнее в мешки, а я потом вынесу на помойку. Договорились?
– Саш, но я же могу выбросить что-нибудь нужное!
– Ничего нужного я на пол не бросаю! Все нужное у меня в рабочем кабинете, а тут один хлам!
– А то, что мне понравится, я могу оставить? Некоторые журналы… я бы почитала… Диски с фильмами тоже есть неплохие. Да и вообще у тебя тут много интересного. Какие-то штучки, статуэтки…
– Это все подарки, сувениры от фирм, с которыми работал. Для меня они не представляют никакой ценности, но ты оставляй, что хочешь, милая ты моя труженица! Если надо денег, чтобы что-то заменить из мебели или посуды, ты скажи – я дам.
– Я бы занавески сменила… И еще постельное белье и полотенца…
– Понято! Подсчитай, сколько нужно денег, завтра я тебе перед уходом оставлю.
Следующий день проходил у Маши под знаком новых занавесок.
Она почти привела в порядок маленькую комнату в квартире Павловского. Ей не очень нравилась мягкая мебель – скользкие кожаные диван и два кресла. Маше хотелось бы иметь вместо дивана большую кровать, на которую можно рухнуть навзничь вместе с Сашей в любой момент, не раскладывая ее и не доставая из ящика постельное белье. И чтобы покрывало было красивое, шелковое, гладкое… И подушки… Много маленьких подушек… Но приходилось довольствоваться тем, что есть. Она ни за что не станет диктовать Саше условия и навязывать свои вкусы. Маша будет беречь их особенные отношения.
Когда потеки кофе и всякие другие противные пятна были отмыты, кожа диванов и кресел оказалась темно-синего цвета. Обои на стенах – бежевые. В общем-то, сочетание неплохое. Надо купить синие шторы и бежевый тюль. Или наоборот: бежевые шторы и синий тюль… Нет, все-таки синими должны быть шторы, чтобы не сливались со стенами. Пусть все строится на контрасте, как у них с Сашей. Они контрастны во всем и этим бесконечно интересны. Они не смогут наскучить друг другу никогда.
Маша наскоро накрасила лицо, потому что главным в этот момент была вовсе не ее персона, а нечто одинаково нужное для нее и Саши – новые занавески для их спальни. Конечно же, маленькая комната станет спальней! Чтобы зря не тратить время, она вызвала такси и поехала в центральный торговый комплекс города под названием «Все для вас».
Готовых штор и материалов для занавесей было море разливанное, но нужного тона Маша найти никак не могла. На одной из стоек, правда, отыскался кусок шелка подходящего цвета, но на нем висела бирка: «Остаток 1,5 метра». Маша подошла к продавщице – очень крупной крашеной блондинке по имени Валентина. Во всяком случае, именно это имя было написано на ее бейджике. Над узкой джинсовой юбкой Валентины свисали три жирные складки, обтянутые белой трикотажной кофточкой, но продавщицу это ничуть не стесняло. Она казалась вполне довольной собой и обстоятельствами, а потому на все расспросы Маши отвечала величественно, но с большой охотой.
– Этого артикула нет и в ближайшее время не будет, – сказала Валентина и с вялым любопытством посмотрела на покупательницу.
А Маше так захотелось купить ткань именно этого артикула, хоть плачь. Она уже представила комнату в отблесках синего шелка, поэтому очень жалостливым голосом спросила:
– Может, вы подскажете, куда съездить? Что, если на фабрику…
– Че, так приспичило? – удивилась Валентина. – Вон, глянь, голубой шелк – тоже ничего! Цветочки такие неброские! Мне нравится!
– Нет, понимаете… мне именно тот оттенок нужен. У нас обивка у мебели точь-в-точь такого же цвета!
Валентина смерила Машу снисходительным взглядом, зачем-то поскребла длинными, затейливо украшенными ноготками среднюю складку живота и сказала:
– Ну-у… вообще-то… Одна мадам отложила пять метров этого шелка, а сама… – продавщица бросила быстрый взгляд на часы – …что-то задерживается…
– Так, может быть… – заискивающе начала Маша.
– А пять-то хватит?
– В самый раз: выйдет две шторы по два с половиной метра, – почти шепотом произнесла Маша, чтобы не спугнуть расположение продавщицы.
– Ну… в общем… я щас принесу, но ты же понимаешь… – И Валентина посмотрела на покупательницу особым продавщицким взглядом.
