По версии уже упоминавшегося Александра Эткинда, именно влияние Шпильрейн помогло Пиаже осознать реальный круг своих профессиональных интересов. Сразу же он начинает серию опытов, которые открывают эпоху в экспериментальных исследованиях психологии развития. В 1923 г. выходит его знаменитая книга «Речь и мышление ребенка». В этой работе эгоцентрическая речь противопоставляется социализированной речи, которая постепенно вытесняет первую.
За год до своей встречи с Пиаже, в 1920 г., Сабина Шпильрейн делала доклад на VI Международном психоаналитическом конгрессе в Гааге. Доклад в сокращенном виде был опубликован в официальном органе Международной ассоциации. Он называется «К вопросу о происхождении и развитии речи». Шпильрейн рассказывала коллегам, что есть два вида речи — аутистическая речь, не предназначенная для коммуникации, и социальная речь. Аутистическая речь первична, социальная речь развивается на ее основе. В статье 1923 г. «Некоторые аналогии между мышлением ребенка, афазическим и бессознательным мышлением» Шпильрейн продолжает свои рассуждения, выстраивая ту систему аналогий (аутистическая речь ребенка — мышление при афазии — фрейдовское бессознательное), которая будет иметь ключевое значение для последующей психологии столетия. Свои идеи Шпильрейн подкрепляет наблюдениями и маленькими экспериментами над своей дочерью Ренатой. В другой работе, доложенной на Берлинском психоаналитическом конгрессе 1922 г. и современной самым первым экспериментам Пиаже, Шпильрейн рассуждает о генезисе понятий пространства, времени и причинности у ребенка, то есть фактически очерчивает проблематику будущих исследований Женевской школы генетической психологии Жана Пиаже. Ставя одни и те же проблемы, Шпильрейн и ее швейцарский пациент шли из общей точки в разных направлениях: логика формальных операций мышления станет открытием Пиаже, Шпильрейн же углубилась в собственно психологический анализ взаимосвязи речи, мышления и эмоционально насыщенных отношений ребенка с родителями. Подход Шпильрейн — психоаналитический, придающий главное значение содержанию взаимодействий ребенка с родителями; Пиаже постепенно отказывался от него, формируя свой собственный, структурный подход.
В своих трудах Пиаже лишь пару раз упоминает соответствующие статьи Шпильрейн, и эти упоминания фактически теряются в череде аналогичных ссылок. При недавнем переиздании его книги «Речь и мышление ребенка» в издательстве «Педагогика-Пресс» братьями Луковыми была предпринята попытка составить максимально подробные комментарии. В соответствующем комментарии Шпильрейн была названа немецким психологом, изучавшим особенности детской речи (вероятно, на том основании, что ее статьи публиковались на немецком языке). По сей день в нашей стране имя знаменитой соотечественницы оставалось неизвестно даже специалистам! После внесенного мною уточнения комментаторы исправили ошибку, но не избежали новой: впервые услышав незнакомое имя, не запомнили его, и в результате в книге Сабина названа Сибиллой.
В начале 20-х гг. братья Сабины, Ян и Исаак, получившие образование в Европе, уже трудились в Москве. В Ростове-на-Дону завершал учебу в университете младший брат Эмиль, а отец активно работал по ликвидации неграмотности. Сабина считала, что и она должна принять участие в создании новой России.
В 1923 г. с благословения Фрейда, проявлявшего большую заинтересованность в распространении психоанализа в России, Сабина Шпильрейн-Шефтель вместе с семьей вернулась на родину. Семейная жизнь, однако, дала глубокую трещину. Муж уехал в Ростов-на-Дону, где занялся врачебной практикой и вступил в гражданский брак с другой женщиной, а Сабина попыталась начать новую жизнь в Москве.
После пережитых и переживаемых Россией потрясений рассчитывать на материальное благополучие не приходилось. Семья потеряла практически все, что имела. И Шпильрейн, с полным на то основанием, отвечая на вопрос о ее имущественном положении, писала коротко, ясно и зло: «Ни у кого ничего нет!»
В атмосфере убогого коммунального быта и всеобщей неразберихи она все же умудрилась с головой уйти в работу. С сентября 1923 г. она работала врачом-педологом в городке имени Третьего Интернационала, заведовала секцией детской психологии в Первом московском государственном университете и состояла научным сотрудником Государственного психоаналитического института и детского дома-лаборатории «Международная солидарность». В этом институте она вела амбулаторный прием, консультировала, читала спецкурс «Психоанализ подсознательного мышления», вела «семинарий по детскому психоанализу».
Согласно официальному сообщению Международной психоаналитической ассоциации, доктор Сабина — Чпильрейн, бывший член Швейцарского психоаналитического общества, осенью 1923 г. была принята в члены только что организованного Русского психологического общества одновременно с А. Р. Лурией и двумя другими казанскими аналитиками. Ее авторитет и научные связи сразу же были признаны. В том же 1923 г. она вошла в комитет из пяти членов, сформированный для верховного руководства Государственным психоаналитическим институтом и Русским психоаналитическим обществом.
В списке штатных и сверхштатных сотрудников Государственного психоаналитического института, возглавлявшегося профессором И. Д. Ермаковым, в первой половине 1924 г. значился только один штатный научный сотрудник — Сабина Николаевна Шпильрейн-Шефтель. Один-единственный, но зато какой сотрудник! В собственноручно заполненном анкетном листке доктор медицины и автор около 30 научных работ С. Шпильрейн писала:
«Работаю с наслаждением, считая себя рожденной и „призванной“ как бы для моей деятельности, без которой не вижу в жизни никакого смысла».
Она примерялась к большой и перспективной работе. Но жизнь распорядилась по-своему. По независящим от нее серьезным семейным обстоятельствам в 1924 г. С. Шпильрейн была вынуждена оставить Москву и переехать в Ростов-на-Дону. Там она снова воссоединилась с мужем. Вскоре у них родилась вторая дочь — Ева.
Во второй половине 1925 г. власти ликвидировали Государственный психоаналитический институт и постепенно усиливали идеологический нажим на психоаналитиков и педологов. Мрачные перспективы вырисовывались уже вполне определенно, но Сабина Шпильрейн продолжала работу и писала статьи по психоанализу вплоть до начала 30-х гг. В 1931 г. один из ведущих психоаналитических журналов — «Имаго» — опубликовал о статью о детских рисунках, выполненных с открытыми и закрытыми глазами. Это была последняя публикация российских психоаналитиков, за которой последовал полувековой период вынужденного молчания.
Ее жизнь и работа в Ростове-на-Дону (1924–1942) — наименее известный период жизни, сведения о котором основываются лишь на нескольких установленных фактах и немногих (не всегда достоверных) свидетельствах очевидцев.
Она много работала и лишь изредка позволяла себе кратковременные поездки в Москву. По мере развития событий в стране ее деятельность как психоаналитика и педолога (к тому же бывавшего за границей) все более отчетливо приобретала опасные черты. Занятия такого рода уже фактически приравнивались к государственным преступлениям со всеми вытекающими последствиями. В стране раскручивался маховик репрессий. Один за другим были арестованы и убиты трое ее братьев. Остается только недоумевать, отчего у палачей из НКВД не дошли руки до полного искоренения рода Шпильрейн. Завершить эту кровавую эпопею они предоставили своим коллегам из гитлеровских зондеркоманд.
