Показательно, что Столыпин, уже в качестве премьер-министра, первым делом вернулся к идее включения в состав правительства общественных деятелей умеренного толка. В период с 15 по 20 июля он вел переговоры с лидером октябристов А.И. Гучковым, лидерами формирующейся в тот период партии мирного обновления П.А. Гейденом, Д.Н. Шиповым и Н.Н. Львовым, «сомнительным кадетом» Г.Е. Львовым и беспартийным судебным деятелем А.Ф. Кони. Д.Н. Шипов, уже участвовавший в переговорах со Столыпиным накануне роспуска I Государственной думы, был полон сомнений относительно премьер-министра: «Я вижу в нем человека воспитанного и проникнутого традициями старого строя, считаю его главным виновником роспуска Государственной думы: не имею вообще никакого доверия к П.А. Столыпину». Новая встреча Дмитрия Шипова и князя Георгия Львова на даче Столыпина проходила «при большом возбуждении обеих сторон». Шипов поинтересовался политической программой правительства и получил ответ, «что теперь не время для слов и для программ; сейчас нужны дело и работа»
[155]. После встречи Шипов и Георгий Львов направили премьер-министру письмо, в котором отмечали, что политика «маленьких уступок» не принесет пользы, нужны широкие реформы. В письме подчеркивалось, что общественные деятели согласятся вступить в правительство только при условии предоставления им 7 министерских портфелей из 15, а именно: внутренних дел, юстиции, народного просвещения, земледелия, торговли, обер-прокурора Синода и государственного контролера.
В своем ответе Столыпин выразил досаду, «что он оставил впечатление человека, боящегося смелых реформ, и сторонника «маленьких уступок». Дело в том, что я не признаю никаких уступок, ни больших, ни маленьких. Я нахожу, что нужно реальное дело, реальные реформы и что мы в промежуток 200 дней, отделяющих нас от новой думы, должны всецело себя отдать подготовлению их и проведения возможного в жизнь. Такому «делу» поверят больше, чем самым сильным словам». Столыпин писал: «Дело, мне кажется, не в числе портфелей, а в подходящих лицах, объединенных желанием вывести Россию из кризиса»
[156].
На этом переговоры с Шиповым, потребовавшим для оппозиции половину мест в Совете министров, были окончены. Столыпин рассчитывал, что другие общественные деятели не будут столь непреклонны в выдвижении предварительных условий. Однако видный юрист Анатолий Кони также отказался от министерского поста: «На мой отказ Столыпин, производящий впечатление вполне порядочного человека, искреннего и доброжелательного, ответил указанием, что пред государем три дороги – реакции, передачи власти кадетам и образования коалиционного министерства с участием общественных деятелей, причем мое имя должно послужить «фирмой», которая привлечет к новому правительству симпатии населения». Кони упомянул о необходимости приостановления применения смертной казни. «На отмену смертной казни, – прервал меня Столыпин, – государь никогда не пойдет». Столыпин также выразил отрицательное отношение к мысли о блоке общественных деятелей в правительстве. Это было требование Шипова, и оно уже было категорически отвергнуто. «Опасность Троянского коня, – перебил меня Столыпин, – но я теперь хозяин положении и, имея полноту власти, вовсе не желаю ввозить к себе подобного коня»
[157].
Александр Гучков и граф Петр Гейден надеялись на успех переговоров. Они хотели войти в правительство, но только при условии вступления в него сразу нескольких общественных деятелей, в первую очередь Кони. Он долго не поддавался на уговоры и говорил, что это нравственное насилие, Гейден отвечал: «Ну да, ты можешь заявить, что мы тебя изнасиловали. Только не отказывайся. Мы просим тебя и от имени Столыпина, у которого мы были вчера, чтобы заявить, что без тебя мы не идем». Кони дал себя уговорить и написал письмо Столыпину о своем согласии принять портфель министра, но в 4 часа ночи передумал и послал депешу с просьбой не придавать этому согласию никакого значения. Нетрудно понять реакцию премьера, получившего оба послания: «И слава Богу! Подумайте, министр – с таким характером!»
[158]
Оставшись в одиночестве, Александр Гучков и Николай Львов колебались. 20 июля 1906 г. они оба были приглашены на аудиенцию в Петергоф. Николай II имел с ними беседу, но услышал только слова о том, что в целях мирного проведения реформ они могут оказать больше пользы, не уходя от общественной деятельности. В результате Николай II направил Столыпину записку: «Принял Львова, Гучкова. Говорил с ними по часу. Вынес глубокое убеждение, что они не годятся в министры сейчас. Они не люди дела, т.е. государственного управления, в особенности Львов. Поэтому приходится от старания привлечь их в Совет. мин. надо искать ближе»
[159].
Почему Столыпину не удалось привлечь в правительство оппозиционных деятелей? В какой-то момент дело казалось почти решенным, и по Петербургу ходили списки с именами новых министров. Кони вспоминал, что на вокзале Сестрорецка продавались желтые «Биржевые ведомости» с громадным заголовком «А.Ф. Кони – министр юстиции», взбудоражившие курортный муравейник до последней степени. Первые объяснения появились буквально через неделю после срыва переговоров, когда в газете «Новое время» было напечатано инспирированное из правительственных источников сообщение, что общественные деятели «желали составить группу лиц единомышленных, которые должны были войти в правительство, но это им не удалось». Дмитрий Шипов и Георгий Львов немедленно напечатали опровержение: «Переговоры с нами были прерваны потому, что глава нынешнего кабинета не счел возможным согласиться на выставленные нами условия образования нового кабинета»
[160]. Интересно, что опровержение было опубликовано при поддержке нововременского журналиста Александра Столыпина. Младший брат премьера являлся членом ЦК Союза 17 октября, то есть принадлежал к тому же кругу общественных деятелей, с которыми велись неудачные переговоры. Бытовало мнение, что статьи А.А. Столыпина излагают точку зрения премьера. Это было не так. Между братьями имелись определенные расхождения. Вообще Петр Столыпин скептически относился к его журналистским талантам и называл брата «неудавшимся фейерверком».
Год спустя П.А. Столыпин дал развернутое интервью, в котором коснулся причин провала переговоров
[161]. Он объяснял: «Я никогда не считал практичной идею о так называемом коалиционном министерстве уже по одному тому. что лидеры общества не были бы в состоянии сговориться между собой ни о программе, ни о лицах». В данном случае Столыпин был совершенно прав. Например, Кони сообщал, что общественные деятели разошлись еще до вступления в министерство. Шипов категорически не желал видеть в правительстве Гучкова, а другие кандидаты не соглашались принять портфели без Шипова. В своем интервью Столыпин напомнил о той политической обстановке, в которой проходили переговоры. Кивнув на висящий за его спиной телефон, он сказал: «Ведь горели зараз и Кронштадт, и Свеаборг, военные суда бунтовали и в Балтийском, и в Черном море, разные воинские части возмутились и в Киеве, и в других местах; всюду шли грандиознейшие экспроприации и политические убийства».
